Персиваль Эверетт - Американская пустыня

Тед оглянулся на Глорию. Та стояла рядом на протяжении всего разговора, но понятия не имела, о чем идет речь.

– Какая-то правительственная шишка, – шепнул он ей.

– Мы отнимем у вас лишь несколько минут, не более, – настаивал мужчина с писклявым голосом.

Тед вновь оглянулся на Глорию, пожал плечами и повесил трубку.

– Отключу-ка я его снова, от греха подальше, – сказала Глория.

– К черту, – сказал Тед. – Мне надоело прятаться. Как у нас с едой?

– Не густо.

Тед посмотрел вверх, на лестницу, затем опять на жену.

– Давай-ка сюда детишек. Я отказываюсь быть пленником в собственном доме. Мы едем за покупками.

Выйдя сквозь кухонную дверь в гараж, Тед вдруг вспомнил то ужасное чувство, что испытал, когда они с женой только что купили этот дом – двухэтажный, в миссионерском духе, весь отделанный деревом монумент ценностям среднего класса. Некогда особняк был рассчитан на две семьи, но теперь стал единым святилищем в честь пятидесятых. В ту пору Тед всей душой дом ненавидел, но при этом ужасно гордился собой – раз потянул такую покупку. На каком-то уровне, однако, его тошнило даже от этой гордости. Тед боялся стать «одним из тех парней», что всегда живут в доме напротив, частью «американского образа жи-ни», простеньким, нуждающимся в смазке винтиком в машине. И стал тем, чем клялся не стать никогда – а стать было так просто; в этом-то и заключалось самое худшее. Сейчас, войдя в пыльный гараж, он окинул взглядом мини-фургон, без которого, как однажды выяснилось, жить совершенно невозможно; теперь это был символ наличия детей, хотя прежде людям такие символы не требовались.

Тед оглянулся на жену и спросил про «ланчию».

– Машина сильно пострадала?

– Не знаю. – Глория пожала плечами. – Ее куда-то отволокли. Я о ней и не вспоминала. Думаю, она разбита вдребезги.

– Ну, не важно, – сказал Тед, ничуть не кривя душой. Прежде он любил «ланчию» – как своего рода спасательный трос в прошлое, как ассоциацию с неким дурацким представлением о свободе. Сейчас он в такого рода сантиментах просто не нуждался.

Все забрались в фургончик, и Тед ткнул пальцем в переключатель, открывая дверь гаража. Ощущение было такое, словно из дока выходит космический корабль. Свет внешнего мира казался резким, но желанным; фургон медленно выкатился наружу.

Журналисты поспешно нацелили кинокамеры, защелкали тумблерами, но никто из них не был готов к такому тривиальному маневру Стритов, как просто-напросто отъезд. Прицепы телевизионщиков были разгружены – оборудование намертво застряло у дома. Стриты не без удовольствия наблюдали за их замешательством и полной беспомощностью. Тед направил машину через лужайку – к свободе. Дети ликовали; впервые за последние дни жизнь вроде бы налаживалась; привычный семейный выезд в супермаркет наверняка сблизит их еще более. Так размышлял про себя Тед, теребя высокий воротник свитера и чувствуя под пальцами скользкие стежки на шее. В этом тактильном подтверждении нынешней ситуации заключалось какое-то извращенное утешение, обоснование, которого ему, похоже, не хватало всю жизнь.

У супермаркета Стриты припарковались на автостоянке, заперли машину и, сомкнув ряды, двинули к дверям.

Тед завладел тележкой и разрешил Перри ее везти. Сперва они направились к секции овощей и фруктов; прочие покупатели обходили их за версту – и пялились во все глаза. Стриты не могли не ощущать себя в центре внимания: они жались друг к другу и не бежали к своим любимым продуктам и маркам как обычно. Они вместе изучили яблоки, бананы, виноград, салат-латук, горох, кабачки. Одна из продавщиц нырнула за гору дынь и медленно, опасливо подобралась ближе – полюбоваться на сенсацию.

На Эмили весь этот ажиотаж действовал не лучшим образом. Девочка дрожала всем телом; сначала, когда Глория попыталась взять ее за руку, она отдернулась, потом уступила. Тед и Перри на пару толкали перед собою тележку.

– Что будем делать? – спросила Глория.

– Да просто займемся тем, зачем пришли, – ответил Тед.

Стриты прошли из конца в конец по ряду с чаем и кофе; Эмили с Глорией, как могли, подыгрывали Теду. Тед поглядел через головы жены и дочери в конец длинного ряда: за окном, позади толпы зевак с дрожащими губами, на парковочную площадку стекались журналисты.

– Боже мой, – охнула Глория. У входа в магазин уже царил хаос – куча мала из человеческих тел, кинокамер и прожекторов. – Тед…

– Вижу. Ну-ка, все, играем отступление. Ускользнем через черный ход.