Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

– Похоже, после этого Маноли никто не видел, – добавил Ангелос. – Я думаю, ему не хотелось встретиться с Марией.

– Да неужто он по-прежнему считает себя обязанным жениться на ней? – воскликнул кто-то.

– Зная Маноли, я сомневаюсь в этом. И все же ему, наверное, неловко перед девушкой, – сказал Лидаки.

– Лично я уверен, что Мария тут ни при чем, – заметил Антонис. – Думаю, он просто знал, что его время вышло.

Тем же утром Антонис отправился к дому Маноли. Он ничего не имел против этого обаятельного бездельника – с ним было всегда приятно пообщаться и пропустить по стаканчику, – поэтому Антониса встревожила мимолетная мысль, что Маноли может лежать у себя дома в луже крови. Если уж Андреас убил жену, что могло помешать ему убить заодно и двоюродного брата?

Антонис заглянул в окно. Все выглядело как обычно: хаос холостяцкого жилища, кастрюли и тарелки громоздятся одна на другую, занавески наполовину задернуты, крошки на столе, полупустая бутылка вина… Нечто подобное Антонис и ожидал увидеть.

Антонис тронул дверь и, обнаружив, что она открыта, решил войти. Наверху, в спальне, глазам его открылось зрелище, которое хотя и могло быть очередным доказательством того, что хозяин дома не склонен к порядку, скорее говорило о поспешном отъезде. Все ящики были выдвинуты, а вещи разбросаны, как после извержения вулкана. Двери шкафа были распахнуты настежь и демонстрировали взгляду пустые вешалки. Неубранная постель со смятыми простынями и невзбитыми подушками была такой, как и ожидал увидеть Антонис. Но по-настоящему его убедили в том, что пустота воцарилась в доме навсегда, лежащие на комоде фотографии в рамках. Похоже, их опрокинули в спешке, а две рамки были пусты – фотографии просто вырвали из них. Все признаки были налицо. Автомобиль Маноли исчез, и он уже мог быть в любом уголке Греции. Искать его было бессмысленно.

Отпевание Анны проходило не в главной церкви Плаки – той, где Андреас искал убежища, – а в часовне на окраине деревни. Небольшое здание выходило окнами на море, и из него открывался превосходный вид на Спиналонгу. Лишь узкая полоска соленой воды отделяла кладбище от места последнего упокоения прокаженных, где в земле лежали останки Элани.

Менее чем через двое суток после смерти Анны в сырой часовне собрались одетые в темное люди. Никто из Вандулакисов так и не пришел – со дня убийства они не покидали своего дома в Элунде. Мария, Гиоргис, Кирицис, Фотини, Савина и Павлос стояли, склонив головы, а священник читал над гробом молитву. Из кадильницы поднимался дым ладана. Священнослужитель дочитал длинную молитву о прощении грехов, и все стали почти беззвучно повторять за ним слова «Отче наш». Когда настало время предать тело земле, все вышли наружу, под неослабевающий жар солнца. По щекам, смешиваясь с потом, текли слезы. Никому не верилось, что в деревянном ящике, который скоро навсегда исчезнет во тьме, находится то, что осталось от Анны.

Когда гроб опускали в могилу, священник взял немного земли и высыпал ее крест-накрест на крышку гроба.

– Господня земля и исполнение ее, – проговорил он, – вселенная и все живущие на ней…

Хлопья пепла из кадильницы летели вниз, смешиваясь с землей, а священник продолжал:

– В покоищи Твоем, Господи: идеже все святые Твои упокоеваются, упокой и душу рабы Твоей…

Священник читал эти слова почти нараспев. Он произносил их, наверное, уже тысячу раз, и горстка прихожан завороженно слушала, как они срываются с его едва шевелящихся уст.

– Едина Чистая и Непорочная Дево, Бога без семене рождшая, моли спастися души ее…

Фотини немного покоробило упоминание чистой и непорочной девы Марии, молящей о спасении Анны.

«Если бы в Анне оставалось хоть что-то непорочное, возможно, мы бы здесь не стояли», – подумала она.

Служба подходила к концу, и казалось, что священник соревнуется с хором из тысяч цикад, чей неослабевающий стрекот достиг своего апогея как раз тогда, когда он дошел до завершающих слов.

– …И в недрех Авраама упокоит, и с праведными причтет… Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи, усопшей сестре нашей и сотвори ей вечную память…

– Кири элисон… Кири элисон… Кири элисон… Вечная память… Вечная память… Вечная память…

Прошло несколько минут, прежде чем все вышли из оцепенения. Мария заговорила первой, поблагодарив священника за отпевание. Пришло время возвращаться в деревню. Мария с отцом отправились домой. Гиоргис сказал, что хочет спать, – видно, это было все, в чем он сейчас нуждался. Фотини и ее родители должны были вернуться в таверну к Стефаносу, который присматривал за Петросом и играл на берегу с озорником Матеосом. Стоял тихий, безветренный полдень.