Барбара Вайн - Книга Асты

Надеюсь, что Хансине напомнила хотя бы детям. Расмусу она точно не осмелится.

Тем не менее подарки я получила от всех детей. От Моэнса — крошечные ножницы в футляре из свиной кожи, от Кнуда — два носовых платка с инициалом «А», уложенные в серебряную коробочку, и наперсток от Марии, что очень кстати. Старый я проткнула шилом. О подарке от Свонни я пишу отдельно, потому что он был единственным самодельным подарком, и хочется думать, сделанным с любовью. Это перочистка, которую Свонни сшила из кусочка прелестного фиолетового фетра. По краю — чудесная узкая мережка, а в центре вышита красная роза — она знает, что это мои любимые цветы, — и «Mor» розовой тамбурной строчкой. Я не буду ею чистить перья, а сохраню навечно.

Расмус появился только к вечеру, перед ужином. В руках он держал какой-то прибор. Я видела такой только на картинке.

— Вот, посмотри, — сказал он, — телефон. Тебе нравится?

— Это подарок на день рождения? — спросила я.

Он призадумался:

— Конечно.

— И кто же им будет пользоваться?

— Естественно, он мне потребуется для бизнеса, — сказал он. — Но и тебе тоже можно.

На прошлой неделе я видела кинофильм, где разговаривали по телефону, и мне до смерти захотелось так поговорить.

— Ну что же, миллион благодарностей.

Он дулся целый час. Мне всегда жаль детей, если они подходят к отцу, когда он в таком настроении. Кроме Марии, конечно. Ей все позволено. Она самый капризный и непослушный мой ребенок, никогда не посидит спокойно, вечно носится сломя голову и фокусничает. Сегодня днем она совершила ужасную вещь — подбежала к Хансине и заявила: «Mor упала на пол, закрыла глаза и не может говорить».

Хансине бросилась наверх, страшно напуганная, и нашла меня в спальне, где я преспокойно сидела за столом и писала дневник. Вернее, она не видела, что я пишу, — я быстро сунула дневник в ящик стола и стала спокойно смотреть в окно. По-моему, Мария сделала это, чтобы привлечь к себе внимание. Я замечала, что маленькие дети не любят, когда взрослые пишут или читают. Дети чувствуют себя брошенными, потому что не могут ни участвовать в этом, ни этого постичь.

Однако нельзя позволять ей безнаказанно лгать. Я крепко шлепнула ее и пожаловалась Расмусу, что натворила его любимица. Но он лишь ответил, что она очень умна, если сообразила сделать такое в два года и пять месяцев. Интересно, почему он любит ее больше всех? Внешне она в точности похожа на меня в ее возрасте, будет похожа и когда вырастет. У нее такие же синие глаза, высокие скулы, тонкие губы и волосы цвета мокрого песка.

Итак, прошел еще один день рождения!

Мы собираемся переезжать.

Мой дорогой муженек сообщил об этом сегодня утром. Я уверена, где-то существуют семьи, в которых муж и жена делают все вместе, хотя ничего о других супругах не знаю. Я могу лишь наблюдать за людьми, которые ходят под ручку. Или что-то вижу, когда мы приезжаем — правда, очень редко — к людям, которые покупают машины у Расмуса. Вероятно, мужья тех женщин тоже не обо всем сними советуются. Но вряд ли нормально, когда муж сообщает жене, с которой прожил шестнадцать лет, что купил дом и намечает переезд через месяц.

На самом деле я не против, потому что люблю переезжать. Мне нравится суета, когда все сдвигают с места, разбирают, упаковывают. Но особенно мне нравится первая ночь в новом доме. Это как приключение. Но мне хотелось бы иметь право самой выбрать дом, в котором я буду жить. Не люблю, когда не считаются с моим мнением, словно я ребенок или душевнобольная.

— Где это? — спросила я.

— В Хайгейте.

Перед глазами тут же возникла старая деревня с ужасными ветхими домами среди зелени Вест-Хилл. И рядом с кладбищем совсем бы не хотелось жить. Но в этот раз Расмус выбрал то что надо.

Это большой современный дом в Шефердс-Хилл. Его называют «Паданарам».

Мы с Кэри Оливер познакомились в конце шестидесятых, когда обе работали на «Би-би-си». Она увела у меня любовника и женила его на себе.

Это было очень нагло и бесстыдно. Кэри и сама согласилась бы. Действительно, другими словами ее поступок не опишешь. Я и Дэниэл Блэйн, психиатр, сын последнего маминого «жениха», пять лет жили вместе. Было бы преувеличением назвать его единственным мужчиной, которого я когда-либо любила, хотя он близко к этому подошел. Кэри, как говорится, положила на него глаз и увела.

Я знаю все аргументы. Никого нельзя увести, если он сам того не хочет. Люди не вещи, ими нельзя владеть или одалживать на время, а потом бросать. Люди свободны в желаниях. Если бы он по-настоящему любил меня… Что ж, возможно, и не любил. И я ушла сама. Я не бросила его, это было скорее похоже на то, что называют конструктивным разрывом отношений.