Лоррен Фуше - Между небом и тобой

Шарлотта спит, из тонкой шейки торчит эндотрахеальная трубка, стало быть, они провели интубацию. Сириан и Альбена моют руки, надевают зеленые халаты, маски, перчатки, бахилы и на цыпочках входят в бокс. Им страшно, они в тревоге. Я тоже переоделся, но стою в сторонке. Моя коллега Сандрин – анестезиолог – подходит к ним, успокаивает, объясняет, зачем все эти трубочки, на которые мой сын и его жена смотрят с таким ужасом. Вот эта – для переливания крови, эта – чтобы спускать мочу, эта – чтобы измерять давление, эта – чтобы девочка дышала… Глаза у Шарлотты закрыты, чтобы не портить ей зрение. Из повязки на левой стороне груди торчат еще и торакальные дренажи, перепуганные родители видят их как толстые опять же трубки, заполненные кровью. Сандрин продолжает объяснять: девочку погрузили в искусственный сон, ее сердечку надо отдохнуть. Нет, ей не больно. Она не может вам отвечать, но, вполне возможно, вас слышит. Сандрин советует Сириану и Альбене нормально поговорить с ребенком, дотронуться до малышки, приласкать ее.

– И не стесняйтесь задавать мне любые вопросы, – так же ласково говорит она напоследок.

– Моя дочь жива?

Сандрин снова объясняет Альбене все с самого начала, но та не слушает, а Сириан пять минут спустя уже ничего не помнит, они оба совершенно потеряли голову. Приходят первые послеоперационные анализы – все о’кей. Коагуляция после переливания крови почти полностью нормализовалась, газы крови в норме, ЭХО показывает, что нет никаких оснований беспокоиться о сердечных сокращениях.

Постаревшая на двадцать лет Альбена берет спящую дочь за руку. Сириан становится с другой стороны кровати. А я ухожу, не хочу им мешать. Пойду лучше поищу Сару и Помм, детей до шестнадцати лет в реанимацию не пускают.

Просыпаясь по утрам на острове, я сразу ищу глазами море. Его видно почти отовсюду, а слышно – особенно если оно повысит голос и ветер ему ответит – просто отовсюду. Просыпаясь по утрам в столице, я видел поток автомобилей на бульваре Монпарнас, слышал клаксоны, а не гудки кораблей. На вокзале отдаюсь волнам пассажиров, а вместо шума ветра в парусах слышу неровную дробь чемоданных колес… А в любой больнице мне привычны все звуки и запахи, в любой больнице я как дома.

Так, эсэмэска от Сары, она на улице, с Помм. Выхожу к ним.

– Шарлотта не уйдет к Лу? – В глазах у Помм мольба.

– Мы приложим все силы, чтобы ее не отпустить, и она выздоровеет. Какое счастье, что ты в тот момент оказалась рядом с ней!

Помм молча прижимается ко мне. Ждем.

Но тишина давит, и я спрашиваю у Сары:

– У нотариуса все прошло нормально?

– Да, он занимается бумагами для Помм.

– Для меня? – изумляется Помм.

– Представь себе, что наш дом на Груа – торт. Этот торт принадлежал раньше Лу и Жо, но, когда не стало Лу, у Жо так и осталась его половина, а половину Лу разделили пополам – четверть твоему папе, четверть мне. Ну и твой папа продал мне свою четверть. А я передаю ее тебе. Понимаешь?

– Ты мне отдаешь кусок торта, который на самом деле половина куска Лу?

– Умница, все поняла.

– Только это неправильно! Тебе надо было отдать его, этот кусок, Шарлотте, чтобы она вернулась на остров.

Сара поворачивается ко мне:

– Пап, мы виделись с Патрисом.

– Да что ты? – Я делаю вид, что страшно удивлен.

– Я порвала с ним с опозданием на десять лет, все прошло очень мило, и наконец-то я чувствую себя свободной.

– Это ему ты только что звонила?

– Нет, конечно. Я звонила другу-итальянцу, с которым встречала Рождество и Новый год.

– Понятно. И если твое правило нерушимо, то с ним тоже все кончено, поскольку вы уже виделись два раза.

– Тут другой случай… Я его не познала… ммм… в библейском смысле слова, значит, мы можем еще разок увидеться. Он совсем не похож ни на одного из моих лю… обычных друзей. У него в сердце – бобина с кинопленкой. С ним я играла в фильме, и никто меня не вынуждал держаться в тени с другими продюсерами. Когда Шарлотта наберется сил, ее увезут в Везине?

– Ее родители обсудят это с хирургом и лечащим врачом. Первые дни – решающие. После выписки девочку, скорее всего, отправят в санаторий, хотя мне кажется, ей было бы куда лучше на острове, где такой волшебный воздух и где ей обеспечен личный кардиолог. Но они наверняка предпочтут вернуться домой.

– Пап, мы должны были завтра встретиться с Федерико в Париже, но я не могу уехать отсюда, пока Шарлотта в опасности. И потому я вдруг взяла да и пригласила его погостить на Груа. Всего на три дня. Ты не против?