Сюсаку Эндо - Супружеская жизнь

На вокзале, выбравшись из толпы возле контроля, Митико издали увидела Кэнкити. Он стоял у колонны и разговаривал с какой-то женщиной. Митико не решилась подойти, остановилась поодаль у другой колонны и, держа обеими руками сумочку, стала дожидаться.

Женщина, беседовавшая с Кэнкити, судя по тому, как она красилась и как одевалась, служила официанткой в баре. У неё было удивительно красивое и благородное лицо. Наклонив голову, она слушала то, что говорил ей Кэнкити, и изредка показывала в улыбке снежной белизны зубы.

— Прости! Заставил тебя ждать… — проговорил Кэнкити виноватым голосом, поглаживая рукой лицо, когда расстался с женщиной и подошёл к Митико.

— Ладно, ладно! Угости сначала мороженым… У меня ноги одеревенели от усталости.

Митико сделала вид, что дуется на него, но на самом деле она не могла сердиться всерьёз. Просто она подумала — если Кэнкити водится с такими красотками, не грех прикинуться обиженной.

В кафетерии за столиком, обхватив рукой фужер с мороженым, Кэнкити стал оправдываться:

— Эту даму зовут Вакабаяси-сан. Она работает в баре на Гинзе.

— Судя по всему, вы довольно близко знакомы, — сказала Митико, внезапно почувствовав тревогу. — Послушай, Кэнкити, а часто ты бываешь в барах?

— Брось шутить. Ты же знаешь, что это мне не по карману. — Кэнкити укоризненно покачал головой. — Эта женщина — сестра моего старого приятеля. Она из очень хорошей семьи, но ей не повезло с мужем. После замужества на неё посыпались все беды… Она вынуждена служить в баре.

— Её муж умер?

— Нет. Но мне говорили, что он какой-то неприкаянный… Не работает… Она его содержит.

— Фу, как это гадко! Ну и мужчина! — сказала Митико с отвращением. — Я бы такого мужа сразу бросила!

— В самом деле? — растерянно спросил Кэнкити, взглянув на неё исподлобья.

Поймав его взгляд, Митико кокетливо улыбнулась:

— Конечно, бросила бы… Какой же это мужчина, если он не работает. Пустое место. Для современной женщины такой не подходит.

— Ну что ж, тогда придётся работать! — почесав в затылке, сказал Кэнкити.

Кадзуко Вакабаяси, про которую рассказывал Кэнкити, одна из так называемых «ночных бабочек», служила в баре «Арбур» на Гинзе.

В тот вечер, в пропитанном синим табачным дымом полумраке подвала Кадзуко обслуживала видных клиентов из крупной фирмы, захаживавших сюда для заключения какой-нибудь сделки или просто провести время. Гости уже были навеселе и хвастливо рассказывали, как обыграли в гольф служащих другой фирмы, с которыми вели переговоры в курортном городе Каруйдзава.

— Ах, какая там нынче осень! — воскликнул восторженно один из гостей. — Небо чистое, без единого облачка и гора Асама высится вдалеке.

Чако, самая молоденькая официантка бара, сидевшая рядом с Кадзуко, мечтательно вздохнула:

— Как здорово! Вот бы побывать в Каруйдзава!

— Что же, неплохая идея! Прогуляемся туда как-нибудь на машинах, а? Кадзу-тян, поедешь с нами?

Кадзуко умела отказываться от подобных предложений:

— Спасибо, хорошо! Только учтите — со мной придётся изрядно раскошелиться.

Слушая хвастливую болтовню гостей об игре в гольф, об осеннем Каруйдзава, Каздуко вспомнила то, что знала об этих местах она одна…

Осень в Каруйдзава… На притихшие леса, на пустующие дачи сыплется мелкий колючий дождь. Холодный осенний туман стелется по цветам и травам горных склонов. Она любила, закутавшись в плащ и подняв воротник, бродить по тоскливым мокрым тропинкам. Каждое лето с самого раннего детства проводила она с родителями и братьями здесь, на даче в Каруйдзава.

И с мужем она здесь познакомилась. В то время Вакабаяси был ещё молод, полон сил и энергии, мечтал стать писателем.

Кадзуко чиркнула спичкой — дала прикурить одному из гостей — и вдруг ярко представила себе те дни. Да, если даже захочешь, этого не забудешь.

Той осенью ей исполнилось двадцать два года.

Отец и братья вернулись в город, а она с матерью остались на даче в Каруйдзава, боясь токийской жары.

Осень началась изморосью. Вершины Ханарэяма и Асамаяма окутал молочный туман. С лиственниц осыпались иглы, смешиваясь с дождём и грязью.

После обеда, надев плащ и боты, Кадзуко бродила по безлюдным тропинкам. Покинутые дома с заколоченными дверьми и окнами были скованы мёртвой тишиной. На размокшей земле палисадников валялись тут детский башмачок, там измазанный глиной мяч, напоминая о царившем здесь недавно оживлении.