Пабло Туссет: Лучшее, что может случиться с круассаном

Доехав до последнего, четырнадцатого этажа, я позвонил в дверь для прислуги. Так или иначе открыть мне должна была Беба, и таким образом ей не пришлось бежать к главному входу. В последнее время передвигалась она с трудом.

– Паблико!

– Беба!

– Уф, ну и растолстел же ты!

– Стараюсь походить на тебя, задастая ты моя, ну-ка!

Схватив Бебу в охапку, я даже попробовал приподнять ее, что удалось мне только отчасти. Беба рассмеялась.

– Пабло, ты же меня уронишь!

Я отпустил ее. Она ухватила мою руку, прижала ее к пузу и поволокла меня за собой на кухню. Проходя мимо гладильни, я заметил там сменную прислугу; странное дело, она выглядела точно так же, каково время моего последнего посещения, – девушкой лет двадцати. Не выпуская моей руки, Беба пододвинула два стула, и мы уселись друг напротив друга, почти вплотную.

– Давненько, давненько ты к нам не заглядывал, охальник.

– Мы же виделись на Рождество.

– Ох ты, господи, а ведь теперь-то уж конец июня, дрянной мальчишка… К отцу приехал?

– Да как сказать… ко всем. Просто мне сказали, что папа копыто себе подвернул.

– Бррррр… постарайся поменьше ему перечить, он сейчас такой…

– А мама?

– Мама-то? Да как всегда… Вот на курсы английского записалась.

Она ведь уже ходила на одни – по реставрации мебели.

Ходила, да не доходила. От запаха лака ей, вишь, дурно делается. «Мигрень», как она говорит, ну в общем… А теперь дался ей этот английский. Купила набор пластинок, на которых все чего-то болтают, так что теперь у отца голова болит. Не говори, что я тебе сказала…

Она расхохоталась – так мог бы, наверное, выглядеть смеющийся бегемот, – но тут же напустила на себя серьезный вид, едва заслышав голос маменьки за дверью, ведущей в столовую.

– Эусебия, надеюсь, ты не забыла про паштет из оленины… Пабло Хосе! Как ты вошел?

– Привет, мама. Со служебного входа. Из комнаты даже не услышишь…

– Боже милосердный, ты похож на водителя грузовика. Дай-ка на тебя взглянуть.

Обхватив мое лицо руками, она расцеловала меня в обе щеки, не прерывая осмотра.

– Толстый-претолстый стач. А что это на тебе за рубашка? Другой не нашлось?

– Забыл постирать…

– Тогда позвони в химчистку, они почти все сейчас оказывают услуги на дому… Пошли, пошли. Эусебия, скажи Лоли, что она может подавать аперитив на террасу. И белое вино достань в последний момент, иначе оно согреется и потеряет весь букет.

Тона гостиной изменились: на Рождество преобладал оранжевый, теперь же – бледно-желтый, включая обивку кресел и ковер под пианино. Точнее, роялем.

– Ну давай, рассказывай, – сказала маменька, чтобы нарушить молчание. До террасы путь неблизкий, и можно переворошить кучу воспоминаний.

– У меня все в порядке, как всегда. А у вас?

– Ужас, мой милый, просто ужас! После того, что случилось с отцом, мы все просто обезумели.

Ты не представляешь, в каком он сейчас настроении, не пред-став-ля-ешь.

Перед тем как открыть застекленную дверь террасы, она на мгновение остановилась и, повернувшись ко мне, привычным тоном задала неприятный вопрос:

– Ну что, нашел невесту, которую не стыдно на людях показать?

– Как только найду – тут же оповещу…

– Ты должен выбрать себе невесту безупречную по всем статьям, сынок, женщина помогает мужчине обрести стержень. Недавно мы познакомились с дочерью Хесуса Бласко: просто красавица. Слышишь – кра-са-ви-ца. Ей двадцать семь. Как только я ее увидела, то сразу подумала: вот прекрасная пара для Пабло Хосе. Она немного хиппи, так что общий язык вы найдете.

– Ну какой же я хиппи, мама?

– Нет, правильнее сказать – богемная… По-моему, она бросила консерваторию, чтобы заняться джазом. У нее… у нее такие же художественные порывы, как и у тебя.

– Насчет художественных порывов тоже что-то не припоминаю.

– Пабло Хосе, сынок, до чего ж ты упрямый: когда ты отказываешься что-то понимать, то просто вылитый папочка!

А вот и он – фирменное блюдо, гвоздь программы, мой папенька: полулежа в гамаке под навесом, он читал газету, водрузив на нос очки от близорукости и подкрепляя чтение безалкогольным абсентом.

– Вот так сюрприз! А я-то думал, ты придешь до часу.

Пожав плечами, я наклонился, чтобы по обыкновению два раза поцеловать его.

– Ты же знаешь, что мое расписание никогда точно не совпадает с расписанием Полуострова.

– Какого полуострова?

Папенька никогда не понимал шуток. Это единственный человек на свете, с которым – хочешь не хочешь – постоянно приходится разговаривать всерьез.