Владимир Бацалёв - Первые гадости

— В-шестых, самообхаживайся и самообходись, умерь стяжательство в себе и в других разумным пайком, забудь о лицемерии прилюдно, угомонись на ерунде какой-нибудь, победи самодовольство самопризрением, — повелел Светозар. — Заслужи перед природой себя, а потом уж сделай медальку «Трепетный ученик здоровой жизни» и носи на здоровье…

Тут Макар Евграфович, представив себя с медалькой, захохотал и разбудил леопарда, сразу потребовавшего подругу, Девяток яиц зафыркал, захихикал, заржал на свой панк-лад; Чертокоза пустила руладу посредством метеоризма; Простофил ткнул в живот Светозара и застыл с открытым ртом, а куросмысловские передовики, как один, крутили пальцы у висков просветителя. Только Воронья принцесса одиноким мычанием умудрялась поддерживать Светозара и презирать недоделанных остальных.

— Ветеринара! — кричал дядя Миша в свисток.

— Врача! — кричала мать Сени, теряя пенсионные бумажки.

— Психиатра! — кричал отец Простофила на ветер.

Старец бы стерпел гомон и издевательства неподготовленной аудитории, но поведение Девятка яиц и Чертокозы его покоробило.

— Эй, в перьях, чего ржете надо мной? — спросил он.

— Дурак ты, дядя, — ответила Чертокоза, — и придурок.

Светозар почти взбесился:

— Тут вам не обман, тут живая правда и бессмертная истина животного электричества! Я вам не кости и не подачки философии предлагаю!

— Атас, истина! Пойдем к мартышкам учиться, там тоже весело, — предложила Чертокоза Девятку яиц.

— Я — ваш ум, честь и совесть! Куда вы от меня пойдете?! — закричал Светозар, исчерпав доводы и надеясь больше криком, чем смыслом, переубедить насмешников, но только нажил на свою голову еще больший позор.

К прутьям клетки подошел Макар Евграфович и, подняв руку, стал оратором.

— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что ум нашей эпохи — это КПСС, лишившаяся чести и совести, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.

— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что честь нашей эпохи — это безумная и бессовестная КПСС, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.

— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что совесть нашей эпохи — это КПСС, оставшаяся без ума и чести, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.

— Светозар Митрофанович — плагиатор и недостоин проповедовать даже «Букварь» под своим именем, — резюмировал глубокий старик.

У пророка отвисла челюсть, ноги сломались в коленях, живот пробурчал «Реквием», из глаз, носа и рта потекли слезы, сопли и слюни, а из ушей и волос посыпались сера и перхоть. Ученики оттащили его в глубь клетки и завернули в ватное одеяло от нескромных глаз. Но пророк высунул голову и жалобно спросил глубокого старика:

— Может, мне проповедовать обливания кипятком?

Макар Евграфович заверил его, что и это направление давно занято пройдохами.

— Что ж, вернусь в семью и стану Семеном, пока голова не придет в порядок, — решил Четвертованный.

Глубокий старик подарил ему за такую мудрую мысль напильник. С заходом солнца участники отняли подарок, перепилили дужку замка и вырвались в город, забросав ватными одеялами леопарда…

Победа сидела взаперти хуже, чем в зоопарке, и думала, что предпринять, тем более уже пошел слух по квартире, будто Кустым Кабаев спускается с гор в степь и несет в подарок Чугунову вяленого барана и котелок национальной похлебки, будто Трактор-бай дарит сыну на свадьбу четыре стада и пастбище, а от приданого отказывается из уважения к коммунистическим традициям. Конечно, Победа периодами доставала отца в кабинете и заявляла что-нибудь вроде:

— Я лучше утоплюсь в ванне, чем пойду за Кустыма

— Для твоего же блага — стать женой готового секретаря, — отвечал Василий Панкратьевич.

— Я человеком стать хочу, а не аппаратом по выведению коммунистиков! — взрывалась Победа

Но Чугунов делал вид, что напряженно занимается функционерской деятельностью, поэтому не обижался, а отвечал:

— Отстань, у меня функция, — хотя на самом деле писал в толстую тетрадь очередной совет: «Если вы любите сладкий чай, неплохо бы перед употреблением размешать сахар в чашке взбалтыванием».

— В тебе вообще-то осталось что-нибудь хорошего, кроме утопического начала? — допытывалась Победа

— Всему хорошему я научился у кошек, ха-ха-ха, — отвечал Чугунов и сразу строчил в тетрадь: «Если вам надо научиться чему-нибудь хорошему, поймайте кошку»… — А ты закрой дверь, — говорил он дочери…