Владимир Бацалёв - Первые гадости

Будь место другим и время иным, Ерофей Юрьевич не подал бы руки тому, кто поднял руку на бегемота. Но Чищенный уже столько претерпел от куросмысловской бюрократии, что принял на грудь Червивина и обласкал, как приемного сына..

Уже месяц существовал начальник отдела снабжения на складе, постепенно скатываясь к роли складского домового. После скандала с косоглазкой он решил плюнуть на участников, распустив их по акту как погибших от неизвестной эпидемии, и утром сказал в Куросмысловснабсбыте:

— Хорошо! Договориться мы не можем. Отметьте командировку, я возвращаюсь в Москву.

Косоглазка вынула командировочное удостоверение и на глазах пораженного Чищенного порвала в клочья, а клочья сожгла спичкой.

— Вы за это ответите должностью! — обезумел Чищенный.

— За что?

— За удостоверение!

— За какое-такое? — спросила косоглазка. — Я своим глазом не видела никакого удостоверения.

Она опять довела несчастного Чищенного до крика, сказала:

— Собака лает — ветер носит, — и прогнала за дверь онемевшим от такой наглости.

Ерофей Юрьевич бросился звонить в Москву, объяснять, что да как, но тут, по закону подлости, не знающему исключений, у него отняли деньги и ценные предметы ребята с асфальтобетонного завода, вычислив беззащитного приезжего по двум глазам, и на этих же двух глазах все пропили.

Пустой и подломленный вернулся некогда гордый снабженец на склад, где и Пелагеич, довершая разгром личности, попенял ему беззаботностью, свойственной командированным, и расслабленностью, свойственной им же.

— Вы бы, гражданин московский, надолго не отлучались, — сказал кладовщик. — И вообще бы лучше отлучались только в туалет.

— Почему? — удивился Чищенный.

— Ну так, — решил Пелагеич. — Оприходовать-то я вас оприходовал, значит, должны по правилам прихода лежать на раскладушке до потребности. Чай, не маленький, читал инструкцию.

— Ты в своем уме, дед? — спросил Чищенный.

— Ежели, не дай Бог, пропадете — с кого спрос?

— А ты разорви свою накладную и забудь, что я здесь.

— Документ-то под номером, с подписями! — удивился кладовщик, сверкая глазом…

Через неделю снабженца можно было считать сгинувшим на центральном куросмысловском складе. Лишь изредка, как привидение, налетал он с верхних стеллажей на Пелагеича и, чуть не плача, умолял:

— Да распредели ты меня кому-нибудь! Глядишь, там люди поумнее. Я же сдохну неликвидом!

Но никто не хотел брать Чищенного даже даром, даже по понедельникам, когда он сам тянул за рукав похмельного потребителя и рассказывал о себе только хорошее. Отбросив социалистические и общечеловеческие принципы, Ерофей Юрьевич с голода начал подворовывать и сдавать из-под полы в городе. На ГРЭС он оказался именно потому, что при нем принес три пары колготок комсомолкам в обмен на лук, чай и хлеб.

— Какая мерзкая косоглазка вам попалась, — посочувствовал Червивин. — Надо ее молотком стукнуть.

— Боюсь, мужу это не понравится, — сказал Чищенный, — а он человек сложный в отношениях.

— Меня, наверное, уже уволили и из партии выгнали, — подумал вслух Червивин. — Но все равно, лишь бы в Москву спастись бегством.

— А меня уволят без командировочного удостоверения, как прогульщика, — сказал Чищенный. — Единственный документ, утверждающий, что я был занят делом, а не болтался на юге с бабой, — приходная накладная. Надо ее выкрасть и убежать с первым поездом. Но Пелагеич, сукин сын, стережет от меня ящик.

— Все равно вам легче, вы себе работу всегда найдете, а мне что делать? — решил сын эпохи и угостил Чищенного окурком, так как сам не курил. Ерофей Юрьевич ответно подарил ему пару хлопчатобумажных колготок, которые на отощавшем Червивине повисли, как штаны, только стрелок не хватало.

Они поговорили о том, о сем, в основном о побеге, определили срок и разошлись готовиться. Но в назначенную ночь Чищенный вынюхал, что один из участников зоопарка — первый секретарь — давно вернулся в Куросмыслов, поэтому Андрей только зря померз у забора, зря погавкал за цепного пса, только что уморенного бутербродом из столовой, зря покричал «Пароль!.. Проходи» для отвода глаз и перед рассветом вернул ватные штаны Ларисе. А Чищенный, уже, казалось, навсегда поступившийся социалистическими принципами, дал им последний шанс и с утра сел у райкома в позе просителя. Милиционер гнал его рассказами, что Петр Прасковьевич ходит злой, как черт, на все колхозы и не принимает близко к сердцу даже близких родственников. Наперекор милиционеру Чищенный дождался первого секретаря, испытал его злость на себе и удрученный вернулся на раскладушку.