Александр Смоленский: Заложник

– Что значит – «перебьешься»? – спросил Габри тоже по-русски.

За время каникул они достаточно продвинулись в изучении языков.

Наташа не удостоила его ответом и направилась к машине.

Прощаясь в аэропорту, молодые люди были очень сдержанны и напряжены Они так много еще хотели сказать или хотя бы на миг прикоснуться друг к другу. Но понимали – делать этого нельзя: слишком много вокруг было лишних, жадных до сенсаций глаз.

…Наташа проснулась в своей подмосковной спальне и несколько минут не могла понять, где она.

Итальянские воспоминания двухлетней давности оказались настолько сильными и настолько реальными, что девушка даже не могла отчетливо осознать, что в ее сне была правда, а что – просто фантазии. И ей очень не хотелось отпускать эти воспоминания.

Ей до боли хотелось, чтобы за окном, если вылезти из постели и выглянуть из него, оказался залитый солнцем пляж, парк с олеандрами и кипарисами, а внизу Габриель в строгом пиджаке.

Но за окном, увы, стояла холодная подмосковная зима.

Девушка не стала вновь копаться в своих итальянских ощущениях, которые посещали ее в последнее время не раз и не два. Она бережно хранила их в самом далеком закутке своей памяти и поначалу даже очень страдала. Ей не с кем было поделиться своими переживаниями, даже со своей ближайшей подругой она не могла быть откровенна. Девчонки вокруг то и дело сплетничали о своих любовных романах, но Наташа, увы, была лишена и этого.

Все свое ношу с собой – это как раз про ее тайную любовь. Так, по крайней мере, она считала.

Но сейчас сон оказался в руку.

Наталья наконец поняла, почему в банке, куда она спрятала конфискованный ею меморандум, она вспомнила про Габриеля. Попутно она решила, что слово «конфискованный» импонирует ей больше, чем некрасивое и не отвечающее сути поступка слово «украденный».

До Наташи дошло, как может быть полезен спрятанный ею меморандум и кому она может полностью довериться в реализации своего плана. В России такого человека у президентской дочери не оказалось. Придет время, и к этому человеку она непременно обратится.

Время пришло, по ее личным ощущениям, как раз под Рождество. Тогда Наталья и послала эсэмэску Габриелю, в которой срочно просила позвонить.

Ее возлюбленный летел в Москву на личном самолете шефа, о чем можно было только мечтать. Разумеется, без прямого разговора с патроном получить такой подарок было практически невозможно. Синьор Сильвио внимательно выслушал поначалу показавшуюся ему детской фантазией историю, изложенную своим советником и по совместительству родным племянником.

– Ну-ну, – внимательно, но с нескрываемой иронией смотрел он на юношу. – Ты мне прямо скажи, что это – блажь избалованной президентской дочери? Ты ведь ее, как я понимаю, хорошо знаешь?

Премьер не был бы итальянцем, если бы не посудачил по поводу отношений Габриеля и Натальи. А может, он ошибался насчет «отношений»? Но спрашивать не стал.

– Не понимаю, что там у нее случилось, – наконец собрался с мыслями его племянник. – Уверен, Наташа серьезна не по годам и не похожа на вздорную девчонку. И потом, два года прошло, как мы виделись. Даже больше. Два года и четыре месяца.

– Похвальная точность, – вновь подколол его дядя. – И что, за все это время она тебе не звонила?

– Не звонила.

– А ты, приятель?

– И я не звонил.

– Даже когда дважды со мной бывал в Москве?

Габриель спрятал глаза.

– Такая девочка! Вокруг тебя, я как-то видел, крутились разные штучки. Так, все на раз, – грубо, помужски, выразился синьор Сильвио. – А Наташа!!!

– Мне было страшно. Я до конца не верил, что наши отношения – это серьезно. Ну, вы меня понимаете. С ее стороны несерьезно.

– Ну и болван!

Премьер снял телефонную трубку и с кем-то соединился.

Они беседовали в большом, обшитом красным деревом кабинете премьера, в котором Габриель всегда чувствовал себя скованно.

– Приготовьте мой самолет к вылету. Нет, не для официальных поездок. Когда тебе надо? – спросил он, повернувшись к Габри и предварительно прикрыв микрофон.

– Я думаю, в субботу утром.

– В субботу. В десять вылет. Вам скажут куда, – сообщил он, как уже понял Габри, непосредственно личному пилоту.

– Ты доволен, племянничек?

– Спасибо. Только я вас очень прошу, чтобы отец Натальи ни о чем не знал. Так она просила. Вдруг у нее совсем не личное?

– Не волнуйся. Сам понимаю. Вернешься – все обсудим.

Габриель вышел из кабинета со смешанными чувствами. С одной стороны – после разговора у него словно гора спала с плеч. С другой стороны – он хоть и вынужденно, но предал Наташу, которая просила ни в коем случае не посвящать своего патрона. Она, впрочем, не знала, что синьор Сильвио не только премьер, но еще и дядя ее романтического возлюбленного. И что Габриель боится его больше, чем собственных родителей.