— Вот и переговори, а я спать хочу.
Шныга заворочался и громко зевнул, вскоре донеслось сладкое сопение.
— И скучно, и грустно, и морду некому набить. Все дни слились в один под знаком пофигизма и лени…
— Ничё, скоро навеселимся!
— Ты на Лиго что делаешь?
— Ну не знаю… Может курочку какую подцеплю.
— С тремя перьями?
— Подкалываешь?
— Слушай, — есть одно интересное дело. Как ты с книгой? Освоился?
— Ну не знаю…
— А кто должен знать?
— Что ты хочешь? Конкретно.
Я кратко изложил свой план.
— Думаешь? Этот, колдун, говорил — опасно для психики.
— Я думаю — не страшнее, чем ты выдуваешь литр разбавленного спирта.
— Ну, ты и сравнил — спирт вещь полезная.
— А сон — нет? Без спирта ещё можно обойтись, а без сна никак!
— Лично я заснуть не могу, пока не остограммлюсь.
— Ну, ты даёшь! Прямо феномен. Только в этот раз воздержись. Вспомни бесов. Сон сном, а на ус то мотай.
— Давно намотал — тут, понимаешь, сидю после работы. Дремаю, значит — то есть отдыхаю. Кепарик на нос надвинул, что б свет не мешал. Слышу, дверь приоткрылась. Я глазы открыл — стоит пёс, клыки ощерил, говорит — Ну, долго ещё сидеть будешь? Запирать надо. Ну, думаю, дошёл — уже собаков говорящих вижу. Голову поднял, а это сторож. Так что…
— Так что, чао!
Глава 4. Пропавшее интервью
В электричке я сразу заметил знакомую фигуру. А.А. ответил на приветствие, а я включил диктофон — всегда надо попытаться обмануть провидение.
— Добрый вечер.
— Добрый.
Агасфер молчал. Я тоже. Колёсики выстукивали "Rock over Bethoven". Просвистела встречная. Пауза явно затягивалась.
— Давайте о банальном. О счастье, например. Вот что такое счастье?
— Счастье? Отсутствие страдания.
— И всё?
— Да.
— Люди несовершенны…
— Понять своё несовершенство — уже первый шаг к совершенству.
— Будда тоже об этом говорил.
— Будда? Рака. [38] Рака — пустой человек. (иврит)
— Дурак?
— Нет. Пустоголовый.
— А как же боевые искусства?
— Они основаны на вере и знании себя. Но не на пустоте, так ревностно проповеданной господином Гаутамой. Смею предположить, Будда просто ничто — до шага в ничто он ещё существовал, а там — ничто. А с ничто что взять?
— Так буддистов полон восток.
— И не только. Что ж — если учитель был пустоголовый, то чего ожидать от последователей… Может господин Дарвин вовсе не ошибался — обезьяна может только подражать, пародировать. К сожалению, и христианство эта беда не миновала.
Крыть было нечем, и я задал вопрос от балды.
— Ну, как вам в наше время?
— Мало что изменилось…
— Но всё-таки изменилось?
— Мусора стало больше, бесноватых.
— А как же свобода нравов?
— Всё по старому.
— А люди?
— Не изменились.
— Разве?
Агасфер задумался.
— Привитое дерево отторгает неблизкие себе по природе черенки, и человек также отторгает всё чуждое ему, но что близко по духу то прививается.
— Всё, как попы говорят, от бога. Вы много пожили, совсем другой уровень знания…
— Знаю только, что проживи я ещё сто лет или двести, да хотя бы и тысячу, я так и буду гостем на этом уютном зелёном шарике.
— Не такой он и уютный. Учений, как собак нерезанных. А разборок между ними!
— Бог открывается всем по-разному — следовательно, сколько ни есть на земле понятий, все они часть Бога. Все качества присущие людям присущи Богу, но не все качества Бога присущи людям.
— Бога никто не видел.
— Или некто?
— Ну, скажем так — многие не видели.
— Бог не виноват в том, что они от жизни воспринимают лишь то, что в состоянии воспринять. Гордыня — считать свой угол зрения самым широким.
Объявили Иманту.
— Мне выходить скоро. Давайте, про религии в другой раз.
— Спасибо вам, Александер.
Старик достал платок в крупную клетку и промокнул повлажневшие глаза. Не люблю сантиментов, тем более было из-за чего.
— Не за что. Это моя работа. Счастливо. Спасибо за беседу.
Я придержал ногой дверь и метнулся в тамбур. Не знаю почему, но в душе расцветали незабудки и пели соловьи.
— Клёвый старикан, — сказал я отражению. Двойник с шипением исчез в нише, а я скатился на перрон.
Дома я на всякий случай переписал разговор на бумагу. И как чувствовал: хотел послушать кассету на сон грядущий и на тебе — вместо голоса Агасфера шипение и в конце грохот, и звук приземления, смешанный с отборной руганью. Надо же. Я и не знал.
Читать дальше