Бритта Рёстлунд - У подножия Монмартра

Юдифь отвели в помещение, которое раньше использовали как билетную кассу. Вдоль стен стояло несколько скамеек. Едва она успела сесть, как ее вызвали – самую первую. Она, по привычке, улыбнулась оставшимся и последовала за солдатами. Они шли по глинистому вязкому полю, и мать несколько раз упала в своих туфлях с низкими каблуками. Машинально она протягивала руки, чтобы мужчина, шедший впереди, помог ей встать, но он продолжал идти не останавливаясь. Уверенная, что он просто не видел, как она падает, она окликнула его, удивившись звучанию собственного голоса. Она очень давно ни с кем не разговаривала, к ней никто не обращался, а сама она не осмеливалась это делать. Мужчина остановился, оглянулся, посмотрел на нее и пошел дальше. Пока она лишилась только самоуважения, но никто не лишил ее главного титула – звания врача. Что было бы хуже, она могла поспорить. Но она была умная женщина. Она просто сняла туфли, несмотря на холод, и пошла за человеком, который только что отнял у нее человеческое достоинство.

– Будьте так любезны, выключите радио. Спасибо.

Месье Каро откашлялся и отпил глоток воды. Он вел себя так, словно выступал с докладом. Словно читал записанное выступление.

В здании, расположенном в отдалении от других, ей снова пришлось сесть и ждать. Она вытерла слезы, чтобы они не замерзли у нее на щеках, и задумалась, нет ли у нее в сумке каких-то вещей, которые могли бы ей сейчас помочь. Наверное, можно воспользоваться марлевым бинтом. Человек, лишивший ее человеческого достоинства, стоял, прислонившись к двери, но, услышав из соседнего помещения шум, встрепенулся и вытянулся по стойке смирно, а когда дверь открылась, вскинул руку в нацистском приветствии. В комнату вошел невысокий полный человек с редкими волосами. Он посмотрел на Юдифь, на ее ноги, и приказал солдату принести теплые носки. Солдат повернулся и вышел. Полный мужчина отошел к своему столу в соседней комнате, оставив дверь открытой, но не сказав ни слова Юдифи.

Солдат вернулся с парой носков, похожих на белые футбольные гетры, и протянул их Юдифи. Она стянула с ног черные нейлоновые чулки и натянула принесенные гетры. Она даже попыталась надеть туфли, но гетры оказались слишком толстыми. Так, в одних носках, она и пошла к столу, куда ее позвал сидевший за ним человек. Только теперь она узнала, зачем ее сюда привезли. Она должна послужить своей стране. Ее привезли сюда как врача. Она была лучшим врачом в Мюнхене, а теперь, когда в городе осталось мало и немцев, и евреев, она должна поработать здесь. Она должна лечить все болезни, которые могут приключиться с людьми в лагере. Все зло и болезни здесь происходят от грязных евреев. Но она будет лечить не их, а немцев, которые заражаются от евреев. Так объяснил ей задачу человек за столом. Но ее привезли сюда не только потому, что она была лучшим в городе врачом, но и потому, что она очаровательная женщина, самая очаровательная, о какой только могут мечтать немецкие солдаты, а они должны иметь только лучших женщин. Моя мать не топнула ногой. Она вообще никогда этого не делала.

Месье Каро замолчал, а я задумалась о том, что он хотел сказать своей фразой, но прежде, чем пришла к какому-либо выводу, он продолжил:

Они хотели знать, что ей нужно для того, чтобы принимать больных. Она быстро составила список необходимых медикаментов и инструментов. В суматохе ареста она забыла в своем кабинете стетоскоп. Обычно во время работы стетоскоп висел у нее на шее, но, уходя домой и надевая плащ, она всегда снимала его. Так же поступила она и в этот раз. Она сняла его и оставила в кабинете, словно шла домой. Полный человек взял список, быстро его посмотрел и вернул Юдифи, попросив дополнить его необходимой мебелью. Кроме того, ей понадобятся весы, ростомер, кушетка, стул, бумажные полотенца и хорошая лампа, если она не добавит сама что-нибудь еще. Мать попыталась вспомнить, что стояло в ее собственном кабинете, но память изменила ей. Наверное, сработал защитный механизм. Наверное, до нее наконец дошло, что она никогда больше не увидит свой кабинет и поэтому о нем следовало забыть как можно скорее.

Месье Каро вытер глаза.

Первые два дня в Дахау она провела в одиночестве в маленькой комнатке, сидя на солдатской кровати без простыней и пододеяльника. Два раза в день ей приносили еду и кофе. Никто к ней не обращался. Она бессчетное число раз открывала и закрывала свой докторский саквояж. Но она все же пыталась не падать духом. Она говорила: если бы я тогда позволила себе заплакать, то не дожила бы до сегодняшнего дня. Да, да… На третий день пришел какой-то человек с парой черных ботинок, приказал ей надеть их и следовать за ним. Путь снова пролегал через глинистое поле. Свои старые туфли она положила в саквояж. Бараки, разбросанные по полю, выглядели не так, как она себе представляла. Некоторые, конечно, напоминали старые железнодорожные контейнеры, но среди них выделялись и вполне приличные маленькие домики. Мужчина направился к одному из бараков, стоящему в рощице, и мать последовала за ним. Она сразу поняла, что мужчина привел ее в новый медицинский кабинет. Не говоря ни слова, мужчина обвел рукой помещение. Перед дверью находился небольшой тамбур, который с большой натяжкой можно было назвать комнатой ожидания. Сам кабинет, напротив, был большим, светлым и просторным. Под потолком висела большая люминесцентная лампа, излучавшая немилосердно яркий свет. За простенком находился простенький душ и туалет, представлявший собой просто отверстие в полу.