Бритта Рёстлунд - У подножия Монмартра

Не происходит ничего интересного, ничего, что можно было бы занести в китайскую записную книжку. Так продолжается до третьего часа. Теперь Мансебо может вписать еще кое-что в свой отчет, прежде чем положить его в банку и оставить в мусорном баке для мадам Кэт. В 14:56, как точно отметил Мансебо, посмотрев на часы, у двери обувной мастерской останавливается такси, из которого, поговорив с шофером, выходит писатель. Одет он точно так же, как и в день отъезда, и это обстоятельство кажется Мансебо настолько важным, что он включает его в свой отчет.

В руке у писателя та же сумка, с какой он уезжал, но теперь она, судя по всему, стала тяжелее, или просто у писателя уже нет былой легкости? Мансебо кажется, что он приблизится к верному ответу, если понаблюдает, как писатель будет взбираться по пожарной лестнице. Прежде он делал это непринужденно, бодро и весело, глядя по сторонам, но теперь писатель выглядит так, словно на его узкие плечи навалилась вся тяжесть мира.

Такси уезжает, и Мансебо подносит к глазам бинокль. Лицо прыгает в фокус и приближается вплотную, и теперь Мансебо отчетливо видит, что писатель страдает. Мансебо не помнит, чтобы он когда-либо видел такое красноречивое и одновременно молчаливое страдание на человеческом лице. Но возможно, он просто раньше не присматривался к чужим лицам и не видел чужих лиц с такого близкого расстояния. У Мансебо было такое чувство, словно он под лупой разглядывает вселенскую скорбь.

До того как писатель успевает проскользнуть в свою квартиру, Мансебо переводит окуляры бинокля с его лица на сумку, чтобы увидеть, нет ли на ней наклейки аэропорта. Окажись на сумке такая наклейка, Мансебо мог бы с полным правом утверждать, что писатель уезжал не на поезде, а улетал самолетом. Но на старой сумке нет этой улики. Тем не менее Мансебо испытывает некоторую гордость – он рад, что не забыл о такой важной детали. Он отлично понимает, что, несмотря ни на что, он все же не имеет ни малейшего понятия о том, где писатель провел выходные. Пока не имеет, но готовиться надо и к этому, как и ко многому другому. Конечно, все его предположения – это чистая фантазия, но и это уже кое-что. Истина дороже всего – честь ей и хвала, – но Мансебо не желает полностью отказываться и от фантазий.

Мансебо волнуется, несмотря на то что по ту сторону бульвара не происходит ничего примечательного. Все дело в бинокле – эта штуковина заставила Мансебо забыть о магазине и о себе самом. Теперь остались только три значимые вещи – шпион, бинокль и писатель на сцене.

Мансебо уходит за кассовый аппарат, в угол, где выставлены носовые платки и зубочистки. Здесь его никто не увидит – Мансебо проверил это, но проблема заключается в том, что отсюда виден только холл писательской квартиры. Мансебо видит тень в окне холла, но в квартире слишком темно, и он не может разглядеть подробности. Тень перемещается из холла, и Мансебо быстро подходит к двери, чтобы увидеть продолжение, при этом искренне надеясь, что никому сейчас не взбредет в голову зайти в его магазин. Мансебо прячет бинокль в карман куртки. Отсюда видны три помещения – холл, ванная и кабинет. Писатель выныривает в кабинете. Он стоит в середине комнаты, широко раскинув руки. Мансебо кажется, что этот жест выглядит слишком уж театрально, и начинает опасаться, что писатель догадывается, что на него смотрит публика – человек, наблюдающий за ним, – и дает понять, что ему это известно. Возможно, он понимает, что его жена наняла частного детектива для слежки за супругом, и разыгрывает издевательский спектакль. В таком случае вся власть переходит к писателю, а Мансебо превращается в марионетку, за веревочки которой писатель дергает.

Мансебо убеждается в своей правоте, когда писатель садится в кресло в своем кабинете и смотрит прямо на Мансебо. Он отводит взгляд, опускает глаза и поднимает руку в знак приветствия в пустоту, но совсем не для того, чтобы показать отсутствие всякого интереса к тому, что происходит в доме напротив. Едва ли кто-нибудь уловит это приветствие, которое неизбежно сходит на нет в городе, в котором никто не ломает голову над анонимными приветствиями. По Парижу и так летает слишком много безадресных сообщений и известий, посланных неведомыми отправителями.

Сделав этот неуклюжий жест, Мансебо поворачивается спиной к дому мадам Кэт и принимается перебирать яблоки. Когда Мансебо снова поворачивается лицом к улице, он видит, что писатель продолжает сидеть в кабинете и смотреть прямо перед собой. Мансебо не может различить, блуждает ли взгляд писателя по бульвару или по бакалейной лавке, но для того, чтобы не рисковать, он теперь начинает выбирать морковь, которую уже не удастся продать. Вероятно, писатель уже понял, что виновник дорожно-транспортного происшествия на улице Шеруа и владелец бакалейной лавки – одно и то же лицо.