Ежи Анджеевский - Золотой лис

Эмилька была в новом платьице, синем в белый горошек, с белым отложным воротничком; тонкие косички ее были перевязаны тоже новыми синими бантами. Она разрумянилась, глаза у нее блестели; видимо, она была очень горда — и своим новым платьем, и успехом «Варшавы». Надо сказать, что эта самая «Варшава» чуть не оказалась яблоком раздора, так как Гжесь и Кшыштоф, завладев автомобилем, не хотели подпускать к нему Лукаша, а тот вовсе не собирался отказываться от своих бесспорных прав. И не миновать бы заварушки, не вмешайся в это дело Эмилька.

— Если вы будете ссориться, я возьму обратно подарок, — твердо заявила она.

Гжесь ударился в амбицию.

— И бери, пожалуйста, — буркнул он, отодвигая от себя автомобиль.

Но в этот момент Лукаш проявил великодушие, сказав, что вовсе не намерен забирать «Варшаву» в свое безраздельное пользование. Благодаря этому, к счастью, обошлось без неприятностей, и Гжесь снова выдвинул прежний проект: строить кооперативную деревню.

Сперва Лукаш пытался провести в жизнь свой план, но были очень сильные доводы, говорившие в пользу Гжесевых наметок.

— Какой ты глупый! — возразил Гжесь, видя, что Лукаш настаивает на своем. — Если ты разбросаешь хаты там-сям, как же ты в этой неразберихе будешь вести рациональное хозяйство?

После этого возникла деревня в том виде, как Гжесю хотелось, потом началась жатва, пошли в ход все машины, приехала из города спортивная команда, по инициативе Кшыштофа, чтобы принять участие в уборочной кампании. Потом Лукашу пришло в голову, что над полями должна разразиться гроза с ливнем, громом и молнией. Но Гжесь воспротивился.

— Нет! — сказал он решительно. — Дождя не нужно. Это повредит хлебам. А наш производственный кооператив должен быть передовым.

Так что дождя не было, и к вечеру, после успешного окончания жатвы, можно было приступить к сдаче поставок и заготовкам.

— Знаешь что? — воскликнул Кшыштоф. — Давай разоблачим кулака.

— Законно! — согласился Гжесь.

— А как вы разоблачите кулака? — спросил Лукаш.

— Очень просто,—г объяснил Гжесь. — Кулак толстобрюхий.

— И с противной мордой, — дополнил Кшыштоф. — Его сразу узнаешь.

Между тем начало понемногу смеркаться. Вдруг в самом разгаре игры, уже после разоблачения кулака, Кшыштоф наклонился к Гжесю и начал что-то шептать ему на ухо. Тот пожал плечами.

— Оставь его, — проворчал он.

— Почему? Я его спрошу.

Лукаш инстинктивно почувствовал, что речь идет о нем. Он остановил грузовик, на который только что погрузил мешки с мукой — в виде маленьких квадратных кубиков.

— Ну как, Лукаш? — обратился к нему Кшыштоф. — Что слышно насчет золотого лиса?

Лукаш вздрогнул и покраснел.

— Ты видишься с ним?

Минуту царило молчание.

Лукаш тихонько положил на грузовик еще один кубик.

— Нет, — пробормотал он.

— Совсем не видишься?

Лукаш поднялся и взглянул на Гжеся, но тот сделал вид, что очень занят.

— Значит, так? Совсем не видишь золотого лиса?

— Конечно, не вижу, — ответил Лукаш. — Ведь никаких золотых лисов нету.

И, чувствуя, что краска все не сходит с лица, отвернулся, подошел к окну.

Осенний день кончался. Синева неба над Колонной Зигмунта и домиком Джона была еще озарена солнцем, но ниже, над склонами откоса, воздух был уже предвечерний, голубой, чистый-чистый и нежный.

«Никогда я не видел золотого лиса», — подумал Лукаш, вперив взгляд в тихий и спокойный пейзаж за окном. И вдруг почувствовал сильный толчок в сердце: в голубых сумерках возле откоса, среди краснеющих деревьев, прошел золотой лис. Да, это был он, бесспорно, он! Он бежал к спуску и по направлению к городу. Значит, к людям?…

Приблизив лицо к стеклу, Лукаш понял, что стал жертвой иллюзии. Никакого лиса не было. «А может, я еще увижу его? — вдруг подумал он. — Может, он еще придет когда-нибудь ко мне?»

Но, подобно тому видению, и эта внезапная мысль тотчас улетела прочь.

— Лукаш! — послышался голос Гжеся. — Иди играть.

Лукаш повернулся, окинул взглядом сидящих на диване мальчиков и Эмильку.

— Ну, иди! — улыбаясь, повторил Гжесь.

От этой улыбки у Лукаша сразу стало тепло на сердце.

— Я никогда не видел золотого лиса! — почти торжествующе крикнул он.

— Ура! — воскликнул Гжесь.

И веселая игра продолжалась дальше.

1954