Марек Хласко - Страсти

© И. Подчищаева, перевод на русский язык, 2000.

- Он уже не жилец, да? - спросила медсестра. Подошла к доктору и наклонилась рядом с ним над умирающим. Плечом она касалась плеча доктора, и тот отстранился.

- Ему ничем не помочь, - сказал он.

- Он умрет?

- Наверняка.

- Сегодня?

- Да. Скоро. Может, через час, может, раньше.

- Зачем он это сделал? Как вы думаете?

- Ничего я не думаю, - сказал доктор и выпрямился. Он был высокий, худощавый; белизна халата подчеркивала следы усталости на его лице с резкими чертами. Он потер лоб рукой. - Разве теперь узнаешь.

- От страха? - спросила сестра, складывая шприцы в никелированную коробочку. - Может, боялся чего? Или ему что-то угрожало? А может, что-нибудь натворил…

Ее огромные голубые глаза сосредоточенно смотрели на доктора. «Кукла, - неприязненно подумал доктор. - Фарфоровая кукла…»

И вдруг разозлился.

- А тебе бы хотелось трагедию чужой жизни объяснить одним словом? - сердито воскликнул он, поворачиваясь к ней спиной. - Не удастся.

Он отошел к окну и отдернул занавеску; разгоряченным лбом прижался к стеклу, глубоко вздохнул. Он видел свое лицо, мутным отражением маячившее в стекле; жадно всматриваясь в темноту, напрягал зрение, пытаясь разглядеть как можно больше. Ночь была ясная и морозная; в стеклянном небе неподвижно висел удивительно тонкий серпик луны; заиндевевшие деревья в больничном дворике выглядели в его блеске волнующе театрально. Высоко вверху носился звездными тропами ветер; землю сковало морозом и льдом. «Если не потеплеет, - со злобой подумал доктор, - мы все загнемся в этой дыре». Повернув голову, сказал сестре:

- Посмотри, не осталось ли там немного кофе.

- Где?

- В моем столе. Такая желтая банка.

Сестра послушно направилась к столу и с грохотом задвигала ящиками. Он смотрел на ее сильные руки, полную шею, широко расставленные мускулистые ноги, и снова в голове мелькнуло: «Кукла».

- Нашла, - раздался через минуту ее голос.

- Завари.

- Одну или две ложки?

- Одну.

Сестра вздохнула.

- Пойду поищу какую-нибудь кружку.

- Удивительно. Я бы должен хотеть тебя.

- Доктор.

- Да.

- Почему вы такой?

- Какой?

- Злой, - сказала она. - Странный.

- Почему у тебя обувь нечищеная? Советские ученые давным-давно изобрели гуталин. А кроме того, прекрати пользоваться этим жутким лаком для ногтей, при одном взгляде тошно делается. И не причесывайся под Симону - ты так же похожа на нее, как я - на премьера Польши. Ну иди уже за своей кружкой.

Сестра вышла. Доктор взглянул на висевшие над дверью часы: было около двух ночи. Подошел к умирающему, машинально пощупал у него пульс. Ему сделалось не по себе рука лежавшего на койке человека была холодной и липкой от пота. «Никогда мне к этому не привыкнуть, - со злостью подумал он. - Никогда я не привыкну к этим потным телам со стекленеющими глазами». Его пальцы с силой стиснули вздувшиеся фиолетовые жилы на руке больного, - неровный пульс слабел с каждой минутой. «Прощай», - подумал он. И тут заметил, что умирающий смотрит на него - глаза открыты, зрачки неестественно расширены из-за высокой температуры, в уголках рта запеклась слюна. «Да уж, красавцем тебя не назовешь, - подумал доктор. - Это, конечно, не мое дело, но ты и вправду не красавец». Он нагнулся к его уху.

- Ты можешь говорить?

- Я буду жить?

- Не волнуйся. Говори спокойно.

- Буду?

- Разумеется.

Больной отвернулся лицом к стене.

- Врешь, - прошептал он.

- Долг обязывает. Ты же сам этого хотел. Поганое дело - смерть от отравления газом. У тебя было время поразмыслить.

- Я хочу тебе что-то сказать.

- Говори.

- Все, чем пугают нас на земле, чем беспрерывно шантажируют - все это блеф. Никаких страданий, никаких угрызений и расчетов с совестью. Легкий шум в голове - и конец.

- Ты еще жив. Может, удастся тебя спасти.

Зрачки умирающего помутнели. На прозрачных висках выступили бисеринки пота. Дыхание становилось все отрывистее, а сложенные на груди руки начали слегка подергиваться, как задние лапки лягушки, внезапно вытащенной из воды.

- Кто меня привез сюда?

- Люди.

- Всегда-то они вмешиваются, когда не просят. Так бы все уже было кончено.

Немного погодя доктор произнес:

- Все и так кончено.

Натянул простыню на его лицо и разогнулся. Закурил, глубоко затянувшись дымом; табак был крепкий и отдавал горечью. «Холодно, - думал он, - если не потеплеет, то и вправду загнемся». Он потер озябшие руки и сел к столу. Вынув из ящика журнал учета, принялся искать фамилию умершего.