Марек Хласко - Расскажу вам про Эстер

Марек Хласко

Расскажу вам про Эстер

Перевод с польского Ю.Живовой

Я сидел в кафе на углу улиц Хесс и Алленби, денег у меня оставалось на кружку пива, и тут в зал вошла та девушка, с которой мы ехали в Тверию, а потом в Эйлат. Она села за мой столик, и я снова разглядывал маленький шрам у нее на переносице. Но теперь мне было плохо видно, хотя на улице светило солнце и стояла сорокаградусная жара. Правда, сидел я в темном углу, где сидят те, кто пьет в долг.

- И эти губы, и глаза зеленые, - сказал я. - Тебе бы сейчас быть в Эйлате или в Тверии.

- В Тверии жара несусветная. Погляди на того типа, видишь, у стойки?

Я обернулся и посмотрел: мужчине было лет шестьдесят с гаком. Он пил кофе, и видно было, что рубашка на нем взмокла от пота, хотя сидел он напротив вентилятора.

- Не так плох, - сказал я. - Вчера я видел, как он выходил из ночного клуба на улице Яркон.

- Он хочет, чтобы я пошла с ним.

Я еще раз посмотрел на него. Не знаю, зачем он пил кофе; жилы у него на шее вздулись, и он непроизвольно прижимал руку к сердцу, как герои немых фильмов, у которых так замечательно дрожат губы, когда они корчатся на земле, а у мерзавца, изготовившегося выстрелить, дрожит рука.

- Он не сказал тебе, что это ему полезно для здоровья? - спросил я.

- Пятьдесят фунтов.

- Это все, что он сказал?

- Сказал еще, что я похожа на его дочку. Она умерла.

- Можно и так. А что с ней приключилось?

- Она была больная. Покончила с собой.

- Что еще остается, если имеешь отца, который платит за десять минут пятьдесят фунтов. К нам подошел официант.

- Что будешь пить? - спросил он у меня. - Подумаю еще.

- Ты уже два часа думаешь.

- Не люблю швыряться деньгами.

- Ты пока этим не грешил.

- Она за меня заплатит, - сказал я. - Но уговор остается в силе.

- Так что пить будешь?

- Еще раз "Голд стар".

- А ты?

- То же самое, - сказала она.

Официант ушел и принес нам два пива. На нем была белая рубашка, черные брюки и пояс. И все это прилипло к телу, как будто он вышел из ванны.

- Чего ты от меня хочешь? - спросил я.

- Мне не нравится этот старикан, - сказала она.

- Пятьдесят фунтов совсем недурно. Рабочий на стройке зарабатывает семьдесят за неделю. А тут всего десять минут.

- Пойдешь со мной?

- Хочешь, чтобы я вам ассистировал?

- Ты мой парень, и мы пойдем впереди. А он пойдет за нами,

- Понятно, - сказал я, - мы влюбленная парочка, а он случайный прохожий, просто идет в ту же сторону.

- Полиция ко мне цепляется.

- Ладно, - сказал я.

Она положила деньги на столик, и мы подошли к старику; я опять обратил внимание на его набрякшие жилы и мутные глаза, а ведь он спиртного в рот не брал. Даже в ночном баре, где бывал каждую ночь, никогда не пил, только ставил девушкам, да и всем, кто просил, но сам не пил никогда. У него было достаточно денег, чтобы верить в то, что люди его любят, но не так много, чтобы возбуждать в них ненависть.

- Мы пойдем вперед, - сказала она, - а ты иди за нами.

Она обняла его, прижалась и прошептала что-то на ухо, слов я не расслышал. А потом мы вышли на улицу, и он шел вслед за нами под палящим солнцем. Я ничего не говорил этой девушке из рассказа Сэлинджера, только злился на него за то, что это он придумал ей имя; но у нее и вправду были зеленые глаза и сладкие губы, и я думал об Эстер; когда я увидел ее в первый раз, она стояла посреди зала, в котором сидели и ели человек триста, и с кем-то беседовала, а ее узенькие плечи были загорелыми и крепкими, и все мужчины в зале поглядывали па нее, но она об этом не догадывалась; была еще слишком молода и хороша, чтобы понимать их взгляды. Совсем как та, что была у меня раньше, которая только потом, когда порвала со мной и у нее завелись другие, стала догадываться, что нравится мужчинам, но никак не могла понять, что они ненавидят ее за то, что она так хороша, и им трудно поверить в ее любовь и постоянство. Чтобы понять это, ей понадобится какое-то время, а когда она поймет, ей сразу станет ясно, что это знание ей ни к чему, и так бывает с ними со всеми.

- Он идет за нами? - спросил я.

- Да.

Мы вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице, а он шел за нами, на каждом шагу хватаясь за перила, и я слышал его тяжелое дыхание, а девушка рядом со мной взбежала по ступенькам как кошка, тихо и легко, и я не видел пота ни на ее лице, ни на платье, а когда мы остановились на верхнем этаже, она повернулась ко мне, и дыхание у нее было чистое, как дыхание ребенка.