Владимир Вафин: Чужаки

«Милиция», «милиционеры»... Часто произнося эти слова, мы имеем в виду всех, кто носит милицейскую форму: ОБХССников, аппаратчиков, уголовный розыск. На самом же деле, милиционер — это тот молодой парень, который несет службу по охране общественного порядка, которого каждый день ждут чужая боль и тревога за людские судьбы. Он всегда на виду, как бы под прицелом. И чтобы ни случилось, люди бегут с призывом о помощи к нему, парню в милицейской форме.

...Первый тревожный звонок привел нас в квартиру, где весь пол был залит кровью. Преступник, который порезал своего дружка, сидел и смотрел на нас мутным взором...

Этот вызов был моим первым крещением. Куда только потом ни забрасывала меня служба! Я видел, как гуляла в ресторанах элита, лазил по подвалам, выискивая пацанов, гонял из парков охотников до телесной любви на свежем воздухе, стоял в оцеплениях на концертах во Дворце спорта, шугал базарников и постоянно возился с пьяными.

Часто нам приходилось вызывать «баню». Так мы называли машину спецмедвытрезвителя, который находился по соседству с баней. Тяжело было мне видеть, как спивается Россия.

Моими напарниками были простые, незлобивые парни. С ними спокойно служить. Заместитель командира, узнав, что мне трудно после службы добираться домой в Каштак, перевел меня на дневную смену. Мне нравился этот простой, человечный зам. Он понимал нас, сержантов, а найти понимание в командире — это редкость.

В поселке, где прошло мое детство, по-разному относились к моей работе в милиции. Кто-то по этому поводу откалывал шутки, некоторые меня невзлюбили, но в основном ко мне относились с пониманием. Каштак был одним из тревожных мест для милиции: там тайком гнали самогон, ставили бражку, чтобы было чем рассчитываться за помощь по хозяйству. Не скажу, что пили все поголовно, нет, «круто» пили только некоторые, а в основном это были добрые, простые работяги, жившие в поселке, как в одной семье, знавшие друг о друге и хорошее и плохое. Некоторые молодые парни искали приключений и попадались на уголовщине. Иногда до меня доходили слухи, что одного посадили за драку, другого за изнасилование, еще кого-то за кражу. Судим был и мой младший брат.

Каштак опоясывали пионерские лагеря, так что соблазнов хватало. Да и сам я в детстве угонял лошадей, крал подсолнухи, яблоки, хулиганил. Если бы не мама и не интернат, где я воспитывался, не знаю, куда бы меня привели мои вечерние гулянья. Уважали и боялись мы дядю Колю — участкового, нашего судью и защитника, который по-своему разбирался в поселковой криминогенной обстановке. Когда он появлялся на танцах в клубе, среди собравшихся слышался предостерегающий шепот:

— Тихо, дядя Коля пришел!

Завидев его в темноте, разбегались, побросав колья, парни из другой деревни, пришедшие для «разборки» с каштакскими.

Теперь в Каштаке нас было два милиционера. Я вставал рано утром, и мама провожала меня на службу. Стоя у калитки, она все время тревожилась за меня.

Я шел по улице и здоровался с сидевшими на завалинках соседями.

— Смотри-ка, смотри, Володька-то на службу пошел, — шептались они, провожая взглядом, а еще совсем недавно они считали меня инвалидом.

Новым местом моей службы стал рынок, который в народе прозвали «зеленым». Он служил и пристанищем для бродяг, тунеядцев и спекулянтов, которых мы постоянно гоняли. Это сейчас базар превратился в «толчок», где себя вольготно чувствует каждый. А тогда, как только мы появлялись утром, всякая «нечисть» пряталась, но ненадолго. Потом она появлялась снова, и тогда начиналась игра в «кошки-мышки».

Под моим пристальным вниманием были цыгане, которые стайками бродили по зеленому рынку. Рядом с ними постоянно вертелись цыганята. Торговали они конфетами в виде медалей, петушков и палочек, и, может, беды в том нет, что они продают сладости, которых нет в магазине, но, когда развернешь одну, другую палочку и увидишь накрученный на ней волос, становится не по себе. Вот такие изделия я забирал и уничтожал. Цыгане затаили на меня обиду и злобу. Как-то подошел ко мне старый бородатый цыган, их вожак «барон», и долго уговаривал меня не замечать цыганок, предлагая взять взятку. А я, помню, все отшучивался:

— Только учтите, я беру в долларах!

Цыган, уходя, бросил:

— Ну, тогда берегись!

Продавцы, особенно южной национальности, заискивали перед нами, предлагая яблоки, персики, груши, арбузы, но я все отказывался — возьмешь на рубль, а отвечать придется на червонец...