Владимир Вафин: Чужаки

Некоторые наши жили с базара. Один, который слишком нагло собирал дань, жил припеваючи...

С интересом и настороженностью я наблюдал за многоликой рыночной толпой. Здесь можно было увидеть нищих и бичей, которых оскорбительно звали «синяками». Появлялись здесь и какие-то «темные» личности. Они приезжали на машинах, вели о чем-то разговоры с продавцами и уезжали. Воистину рынок был окутан тайной. Со снисхождением я относился к пацанам, которые старались что-то урвать с прилавка, и к бабулям, приносившим на базар сделанные своими руками вещи. Зная, как им трудно живется на мизерную пенсию, я старался их не замечать. Сколько уже прошло лет, но один случай никак не могу забыть... Мы уже заканчивали службу и собирались идти в отдел. Молодой сержант задержал одну бабулю и решил доставить ее в «дежурку». Мы стали отговаривать его, зная, что она продает сделанный своими руками платок-«паутинку».

— Не лезьте, это мое дело! — отрезал сержант.

Еще в машине мы пытались убедить его, что он неправ, но все бесполезно. Когда я сдал оружие, то увидел эту бабулю со слезами на глазах на лавочке около «дежурки», рядом с окровавленным хулиганом.

— Милок, отпустите меня, не пойду я больше на базар, вот тебе крест, не пойду, — уговаривала она сержанта, но у того не дрогнул ни один мускул. Он продолжал безжалостно писать протокол.

Я подошел к нему и попросил отпустить старушку.

— Да пошли вы все! — нервно бросил он. — Не отпущу!

В нем, только что пришедшем в милицию, уже тогда отчетливо проявилось тупое упрямство, нежелание объективно разобраться в ситуации, бездушное отношение к людям. Впоследствии он стал «ментом», показав свое истинное лицо. Сейчас он носит офицерские погоны и работает в отделе кадров. Уверен, что у него никогда не будет болеть душа за человека. Он будет спокойно работать, наслаждаться своей властью и чувствовать в ней силу.

Этот случай еще раз укрепил меня в заповеди «Не будь ментом!». И я старался быть думающим милиционером, помогать тем, кто оступился — ведь мы же защитники. Я понимал, что всегда нужно быть осторожным — человеческую судьбу легко сломать. На эмблеме милиции изображены сначала щит, потом меч: значит, мы призваны защищать, а потом уже карать.

Мое армейское представление о милиции начало рушиться после одного случая. Мы с милиционером, у которого стаж был чуть больше моего, патрулировали у рынка. Наше внимание привлек рефрижератор, стоявший во дворе частного дома. Трое мужчин разгружали из него какие-то ящики. Я заподозрил что-то неладное, зная, что фрукты с совхозных полей тайно перевозят в дальние города и, выдавая их за свои, выращенные на личном участке, продают по фиктивным документам. Когда мы направились к машине, сержант сказал:

— Подожди меня здесь, я сам разберусь с ними.

Я промучился в томительном ожидании полчаса, готовый в любую минуту прийти ему на помощь. Он вернулся и, отведя меня в сторону, протянул сторублевку.

— Что это значит? — спросил я его, чувствуя закипающую во мне злость.

— Твоя доля. Чего ты?..

— Засунь свою долю в зад. Я не продаюсь. Хочу спать спокойно!

После этого случая я с ним больше не выходил на маршрут, и многие стали считать меня чудаковатым.

После месяца службы стал замечать какие-то непонятные для меня «чудеса», происходящие в «дежурке». Дважды задерживал преступников и доставлял их в дежурную часть. Но мои рапорты куда-то исчезали, и задержание записывалось за «дежуркой», за что поощрения получали другие милиционеры. Потом старшина, давно служивший в милиции, объяснил мне, что мои рапорты уничтожаются, а дежурный по отделу записывает задержание на себя. Все это для меня было грязью, так же, как, например, и тот факт, что некоторые сержанты из вытрезвителя обирали пьяных. Но в отделе это считалось нормой, и на подобные происшествия закрывали глаза.

Вскоре меня перевели на автовокзал. Дежурство там тоже было не из легких. Работы добавляли те же цыгане и еще нищие у церкви, хотя мне было жаль этих убогих. Сейчас я с улыбкой вспоминаю Валю, худощавую маленькую женщину лет сорока, жившую на подаяние и на то, что она собирала с могил. Валя частенько сидела у церкви. Я ее задерживал и отправлял в отдел, но через какие-то полчаса она вновь появлялась на автостанции. Я звонил в «дежурку» и спрашивал:

— Почему отпустили?

— А на кой она нам нужна, психопатка? — равнодушно отвечали мне.

После этого я тоже махнул на нее рукой, но она не хотела жить спокойно. То я ее находил пьяной, то выпрашивающей у пассажиров деньги, а однажды она отматерила батюшку в. церкви. Вот и думай, что с ней делать...