Владимир Вафин - Чужаки

— Ну, где там этот бродяга? — нетерпеливо спросила женщина-капитан. — Иди сходи за ним, — сказала она, обратившись ко мне.

Я спустился вниз в подвал. На полу в трусах сидел Аркадий и тихо плакал.

— Ты почему не одеваешься? — спросил я его.

— Я не хочу домой, — всхлипывая, ответил мальчишка.

— Почему?

— Меня дома бьют, отчим бьет... — и он разрыдался.

Я хотел было его успокоить, но он уткнулся в мешок с вещами и затвердил:

— Не хочу домой, не поеду! Не хочу...

Я подошел к нему, взял за плечо, но мальчишка скинул мою руку и забился в истерике.

— Не хочу, не хочу, — кричал он и крупные слезы текли по его щекам.

Я отошел от него, понимая, что мальчонке надо дать успокоиться. «Пусть он останется один», — подумал я и вернулся в инспекторскую.

— Гордеев отказывается ехать домой, — доложил я капитану.

— Как это? — удивилась капитан. — Тащи его сюда.

— Разрешите я сам за ним схожу, — попросил подошедший мужчина.

— А вы кто?

— Я... отчим.

— Ах, отчим, это из-за вас он не хочет ехать домой, он боится вас.

— Почему это? — с наигранным удивлением спросил отчим.

— Вы сами прекрасно знаете. Потому что вы его избиваете, — со злобой проговорил я, чувствуя зарождающуюся во мне ненависть к этому человеку. — Справился с пацаном. Он же тебе ответить не может.

— Пусть только попробует, — зло усмехнулся отчим.

— Сейчас — нет, но когда он вырастет, то с тобой расплатится, и учти — той же монетой. Может, и матери своей не простит, — едва сдерживая себя, сказал я, — да что с вами разговаривать! Товарищ капитан, я его насильно не потащу.

— Тоже мне, мужик, пацана привести не можешь, — инспектор поднялась из-за стола и направилась в подвал.

— Зачем ты, Веня, при людях-то? — укорила отчима женщина.

— Ладно, поговорим дома, — с раздражением отрезал он.

— Только учти, — предупредил я его, — если ты его хоть пальцем тронешь, то тебе и твоей жене это потом зачтется. За избиение пацана ты и так уже лишнее на свободе ходишь.

Он с ненавистью сквозь прищуренные глаза посмотрел на меня, на его скулах заиграли желваки. Мать Аркашки опустила голову.

Вскоре поднялся одетый Аркашка. Со слезами на глазах в сопровождении капитана. Акт передачи несовершеннолетнего был подписан, и они ушли.

Я смотрел им вслед и был твердо уверен в том, что сегодня его снова будут бить, если он сейчас по дороге не сбежит. (Он сбежал, его потом видели на вокзале).

Сколько их, таких же, как наш постоянный бродяга Пашка Фадеев, пацанов, тянется на вокзал, подальше от пьянок, скандалов, от жестоких и безжалостных ударов! А ведь, возможно, у кого-то из них вначале была радостная жизнь...

В жизни Павлика она была, эта радостная жизнь, когда он жил в бревенчатом доме с любящими его родителями. Пашка до сих пор помнит, как они собирались вместе за большим столом. Мать снимала с листа румяные пирожки, и они веселились вместе, когда кому-то доставался пирожок с начинкой: если 10 копеек — богатым будешь, если сахар — жди сладкую жизнь, и сейчас в бродячей своей жизни эти воспоминания согревают его. Он часто вспоминает отца, работавшего в пожарной части, те дни, когда он забирал Пашку из садика с собой в «пожарку», на проводившиеся в части учения. Ему нравились эти мужественные, смелые люди, побеждающие огонь. И была у него мечта стать пожарником-водителем. Пашку тянуло к машинам, и отец часто находил его среди водителей.

Однажды отец ушел, как говорит Павлик, пировать, а когда пьяным вернулся домой, мать его не впустила. Отец молча ушел в сарайку, а утром она натолкнулась на его висящее тело. Пашка проснулся от страшного крика матери. Отца ему было жаль, он был добр к нему. Долго в тот день он не мог успокоиться. Отец живой, улыбающийся стоял перед его глазами. Мать тяжело переживала его смерть, долго плакала.

Прошло время, и в доме появился дядя Толя. Павлик встретил его настороженно. Он еще помнил своего отца и не хотел признавать отцом чужого дядю, несмотря на все попытки матери. А этот новоявленный папаша сутками валялся в постели, ничего не делал по дому, разве что ходил за водой.

Наступил сентябрь и Павлик первый раз пошел в школу. Однажды он поздно вернулся с уроков: была репетиция хора, а потом заигрался с одноклассниками.

— Где ты шлялся, крысенок?! — закричал на него подвыпивший отчим.

Резкий удар обжег лицо. Пашка упал. Широко раскрытыми глазами он смотрел на дядю Толю. Тот схватил шланг, и на Пашку посыпались удары. Он едва успел закрыть голову.