Сегодня, вспомнил он, к ленчу придет белая женщина. Наверно, она станет последней в ряду, хотя в каком-то смысле первой. Может быть, скоро он будет жить в ее мире, сам станет изгнанником. Обойдется с пей ласково, почитая в ней символ, соблазнит не сразу, культурно. Пошлет за ней лучший автомобиль с самым любезным шофером.
Абан вышел из своих апартаментов, спустился по отполированной лестнице – никакой спешки босыми ногами, – направился в дальнюю часть Истаны к царским гаражам. Там располагалась конюшня начищенных любимцев, обтекаемых глазастых покорных зверюг, собранных за многие годы. Конюхи их надраивали, посвистывая. «Даймлер», «бьюик», «роллс», «бентли», «ягуар», «остин-принсесс», «гудзон» – словно список героев. Все известные породы, кроме «абеляра». Добавится и он. Абан уже выяснил, что недавно прибывший в штат экземпляр в отличном состоянии, с четырьмя новенькими фирменными покрышками. Забавно, что его хозяин – муж той самой белой женщины, которая придет к ленчу. Что ж, это будет, возможно, последнее приобретение. Как-то нехорошо, что одного мужчину дважды придется обидеть. Впрочем, это, может быть, символично: «ракам», «креветкам», или какой их там рыбой прозвали в насмешку, [41]суждено стать последней жертвой, ибо они последними вторглись. Больше в Дахагу не явятся новые экспатрианты, кроме, пожалуй, индонезийских филологов или теологов, поэтому омары, лангусты стали неким сумеречным осязаемым прошлым.
Слабо заморосил дождик с темного морского неба. Сыграем в шахматы с султаном. Старик оценит, бедная драная кукла тряпичная. Абап проследовал в султанское крыло. Войдя, увидел в открытом кабинете адъютанта мусульманский календарь. Луна уже скоро начнет расти, так что лучше, наверное, не отбирать жен и имущество во время благочестивого воздержания. Направить сегодня же официальный запрос насчет «абеляра», а за златовласой женой послать «бьюик».
Султан в спортивных шортах и в старом саронге сидел в одиночестве, грызя ногти. Ухмыльнулся гостю.
– Что нового, туан-ку! Хорошие новости? – сказал Абап.
– Хорошие новости.
– Хотите в шахматы сыграть?
– Можно.
Расставили фигуры на огромной доске – слоны, хаджи, кони, первый министр возвышается над слабосильным раджой. Играли под бивший в окна дождь, стучавшие пишущие машинки, доносившиеся с кухонь песни; Абан играл плохо. И не удивился проигрышу – все как-то символично. Султан триумфально оскалился, поставил своего второго слона рядом с первым, отрезав отступление радже Абана.
– Шах и мат.
– Да. Король умер.
– Почему плохо играешь сегодня?
– Не знаю. Будет время научиться. Много времени.
– Скажи, – сказал Краббе, – я, по-твоему, толстый?
Москиты нынче сильно кусались – весь вечер приходилось шлепать по коленкам, – в стаканах с виски плавали крылышки летучих муравьев.
Хардман светлыми глазами внимательно исследовал линию подбородка и талию.
– В точном смысле не толстый. Я бы сказал, слегка набрал вес после приезда сюда. Конечно, в университете ты был, я бы сказал, аскетичного типа – острый подбородок и впалый живот. Что ж, никто не молодеет. Втянуть можешь?
– О да. Запросто.
– М-м-м.
Фенелла легла рано, капризничала, была не в форме. Все говорят, здешний климат не для белой женщины.
– Откуда внезапное беспокойство насчет ожирения? – полюбопытствовал Хардман.
– Да просто что-то Фенелла заметила. Говорит, будто я думаю лишь о своем жирном брюхе, о ней ни черта не забочусь, превращаюсь в свиноподобного и толстокожего хама. Ну, ты мужчина женатый, знаешь подобные вещи.
– Я такого от Нормы не слышу. Так мне кажется, по крайней мере. Иногда она слишком быстро для меня говорит.
– Еще виски?
– Спасибо.
В кампонге били барабаны, на свадьбе или на похоронах. На кухне А-Винь перемывал многочисленные тарелки, распевал бесконечную однозвучную песню. Трехсложно стрекотали цикады – тикити-тикити; большой жук неуклюже шумно бился в стену.
– Ты действительно не возражаешь, что я пригласил сюда Жоржа?
– Очень рад. Впрочем, боюсь, мой французский уж не тот, что прежде.
– Не разжирел.
– Нет. – Краббе выпил на мгновение мрачно задумался и сообщил: – У нас небольшие проблемы. Она явно поступила дьявольски глупо, согласившись на ленч в Истане. Я ее не пустил. И по-моему, правильно сделал.
– О да, ты сделал правильно.
– А она потом говорит, у нее никаких развлечений, торчит тут без дела среди немытых крестьян.
Читать дальше