Кани Джеронимо - Beauty

Я вышел. Выругался матом. Руки тряслись так, что я не мог попасть сигаретой в рот. Когда это мне, наконец, удалось, зажигалка отказалась зажигаться. Я швырнул ее куда-то, а следом и сигарету.

Антон достал мобильник и стал вызывать техпомощь. Через минут десять приехала большая красная машина с мигалками и подъемником. Я сидел на бетонном блоке и смотрел, как гроб на колесах, полчаса назад чуть не ставший моим последним пристанищем, ставили на платформу. Подошел Антон, сел рядом. Я посмотрел на него. Наши взгляды на мгновение встретились.

Машину погрузили. Сергей махнул нам рукой и запрыгнул в машину техпомощи. Мы с Антоном даже не пошевелились. Лишь, когда «красная» машина скрылась из виду, мы все также молча встали и пошли по направлению к метро.

Домой ехали молча. Прощались тоже молча. Только пожали друг другу руки.

Придя домой, я разделся в коридоре. Голый прошел в кухню. Достал из холодильника клубнику и взбитые сливки. Потом пошел и сел в пустую ванну. Все тело передернуло, когда я спиной прислонился к ее холодным стенкам. Посидев так пару минут, я включил воду, и она стала быстро заполнять пустое пространство между мной и стенками ванны, постепенно затапливая лабиринты моего тела. Я слышал, как звонил телефон, но мне было плевать, потому что я точно знал, что это звонит не ОНА.

Я пролежал в горячей воде около часа, поедая кроваво-красную, сладкую клубнику и холодные сливки. Когда я вышел из ванны, тут же раздался звонок телефона.

— Ну, как ты? — я услышал знакомый хриплый голос Антона.

— Нормально…

— Что делаешь?

— В игры компьютерные играю, — солгал я.

— А я водки выпил. Почти бутылку в одно рыло. А ни хуя не вставило, он замолчал, а я не стал ему мешать этим заниматься. Я слушал его нервное дыхание в трубку. Через минуту он продолжил. — Ну и пересрал я сегодня.

— Я тоже… Но водку не пил.

Я проснулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. На электронных красных часах было 1:24. Он сидел на полу, перед моей кроватью, прислонившись спиной к стене. У меня не возникло вопросов «кто это?» и «как он сюда попал?». Он был в точности такой же, как когда-то его описала та девочка из школы Ангелов: седые длинные волосы, борода, пронзительно голубые глаза. Он — мой Ангел. Ни одна лампочка в комнате не горела, но я все видел. Свет исходил от него. Я не видел крыльев, но точно знал, что они есть.

Одет Ангел был старомодно. Светло-серый льняной костюм, вязанная бежевая жилетка, поверх белой рубашки в мелкую серую полоску, черный, с каким-то непонятным рисунком, галстук.

Мне запомнились его руки. Большие ладони, длинные пальцы с круглыми розовыми ногтями, смуглая кожа.

Я сел в позу Лотоса на постели.

— Привет, — сказал я, смущаясь.

— Здравствуй, Тимур — ответил Ангел.

Я не знал, что мне делать, что говорить… А что бы вы сделали на моем месте?

Ангел медленно встал, прошелся по комнате. Потом вдруг сказал:

— Страшно было сегодня?

От неожиданности я чуть не поперхнулся своей слюной.

— Откуда ты… — я не закончил свой вопрос. Конечно! Он же Ангел. Ему все известно.

— Ну, так страшно было? — он сложил руки на груди, и смотрел на меня в ожидании ответа.

— Д-да…

— Надеюсь, это послужит тебе уроком, — загадочно изрек Ангел.

— Каким… таким уроком?

— Смерть, так же прекрасна, как жизнь, но спешить никуда не надо. Она сама придет, когда настанет твое время.

— Смерть — она женщина?

Ангел широко улыбнулся.

— Представь себе. И Жизнь тоже женщина. Они сестры. Близняшки. Очень красивые. Только цвет волос у них разный. Жизнь — брюнетка, а Смерть шатенка. Но у них одинаковые голубые глаза. Вот только у Жизни они грустные.

Ангел замолчал. Он смотрел на меня, и как будто ждал следующего вопроса.

— Почему глаза у нее грустные?

Мне показалось, что Ангел обрадовался вопросу.

— Да потому, что люди не ценят того, что она им дала. Они не живут! Они существуют. Они участвуют в вечной гонке с себе подобными. Лишь бы не отстать. Лишь бы у меня не было чего-то меньше, чем у другого. Зависть, ненависть, жестокость. Зачем? Жизнь одних превращается вечное стремление заработать побольше денег. Других — в получение удовольствий. Нет чувства меры. Девушки бегут от своих юношей, если у тех не такое настроение, как им хотелось бы. Юноши бросают своих возлюбленных, стоит им лишь посмотреть на другого. Смерть мне однажды сказала: «Людей не поймешь. Когда ты не идешь они торопят тебя, а когда приходишь — начинают плакать и умолять не забирать их». Почему вы не хотите жить друг для друга?