Франц Фюман - Богемия у моря [Böhmen am Meer]

И барон сказал, что ей повезло, прилив выбросил ее на берег и ее смогли спасти. Потом мы уже больше не говорили об этом неприятном происшествии ведь было достаточно и других тем для разговоров.

Пророчество барона как будто оправдывалось: Судетскую область захватили, создали Протекторат Богемия и Моравия, волна докатилась до Польши.

Кого интересовала тогда судьба служанки! Ее отослали домой, а на ее место взяли другую. Измученная женщина пыталась покончить с собой, это произошло у меня на глазах, но я забыл об этом, как забывают название станции, мимо которой поезд проходит без остановки. Даже страшно подумать, сколько таких тайников кроется в нашей памяти, сколько подспудных воспоминаний, скрытых, уже неведомых нам, но еще живущих в нас бесполезной частицей нашего бытия! Как скоро забывает человек о своем прошлом, как скоро он забывает, как скоро, как скоро!

Я обернулся и посмотрел на площадь, оставшуюся далеко позади, посмотрел на людей, ведь они все же были людьми, и увидел оратора — темную черточку на светлой трибуне. «Он убийца, нужно всем сказать, что он убийца», подумал я, подумал какую-то секунду и о том, что мне надо было бы вскочить на трибуну и крикнуть, что он убийца! С площади донесся гром аплодисментов, бешеный шквал аплодисментов, я опять подумал о том, что надо вернуться, вскочить на трибуну — но в этот миг у меня перед глазами возникла моя страна, страна, которая — тогда я особенно остро это почувствовал — стала моей настоящей родиной, я пустился бежать по улице, торопясь сесть в электричку, чтобы уехать обратно в тот Берлин, где убийцы не разгуливают на свободе…

Страх перед морем, возникший еще до того, как она увидела Балтику, рассказ о приливе, который, набрав силы, обрушивается на берег (такой прилив можно увидеть лишь на Северном море, но не на Балтике), сломленная воля к жизни после попытки самоубийства, возраст сына и тот факт, что родовое поместье барона фон Л. было как раз в той деревне, где родилась фрау Трауготт, — все это не оставляло никаких сомнений, что теперь ключ к ее трагической судьбе у меня в руках. Конечно, я был не вправе им воспользоваться. Я поговорил с врачом, и он меня обнадежил. Он сказал, что ее надо увезти от моря и все может уладиться, а я вздохнул, как вздохнул тогда бургомистр.

— Она не хочет! — в отчаянье воскликнул я.

— Чего не хочет? — изумленно спросил врач.

— Уезжать из своей деревни, — сказал я.

— Почему же? — спросил врач, и мне пришлось ему сказать, что я и сам не знаю. Было отчего прийти в отчаянье: у нас в руках был ключ, но ворота к спасению он не открывал.

Тогда я вспомнил, что в октябре ей исполнится сорок лет. Я узнал точную дату и с букетом в руках снова поехал в Ц. Был прохладный день, один из тех ясных осенних дней, которые, беззаботно улыбаясь, заставляют нас забыть о близкой зиме с ее ледяными ливнями и снежными бурями. Был ясный день, дул свежий ветер, я слышал шум моря, но не пошел на дюну, а отправился к дому со скрещенными лошадиными головами на коньке крыши. Я был уже готов к тому, что опять испугаюсь, увидев ее, но когда я, открыв дверь, вошел в квадратную переднюю, когда дверь распахнулась и в ней появилась фрау Трауготт, маленькая, сгорбленная, вытиравшая руки о передник, глядевшая мимо меня потухшими глазами и чуть слышно промолвившая: «Так это вы, сударь», мне показалось, что сердце у меня оборвалось.

Ярость охватила меня, пылающая жгучая ярость: надо все же было мне вскочить на трибуну и крикнуть, что там выступал убийца.

Фрау Трауготт смотрела мимо меня и не произносила ни слова, она стояла в дверях, маленькая, сгорбленная женщина, несущая такое тяжелое бремя, какое редко кому достается. И все же она вырастила сына, содержала в порядке дом, обрабатывала свою землю и снискала уважение своих сограждан: да, этот человек достоин восхищения! Я сунул ей в руки букет, много говорить я не мог, а фрау Трауготт, держа цветы, стояла в дверях, качала головой и бормотала какие-то слова благодарности.

— Ну, а теперь мы выпьем по чашке чаю! — сказал я, и фрау Трауготт кивнула, тут в дверь постучали, и вошел бургомистр с букетом гвоздик.

— Сердечно поздравляю и желаю счастья от имени всей деревни! — сказал бургомистр, а фрау Трауготт утерла глаза кончиком фартука.

— Все здесь так добры ко мне, — сказала она, а потом добавила: — Так добры, так добры. — И, покачав головой, сказала: — Пойду приготовлю чай и ушла на кухню.

— Теперь я знаю, почему она не хочет уезжать отсюда, — сказал я.