Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

Молния Дымовой Трубы исполнял также версию танца индейцев хопи, при помощи которого те вымаливали у своих богов дождь. При этом, если подворачивалась возможность, Молния Дымовой Трубы использовал живых гремучих змей. В некоторых городах помощники шерифа требовали, чтобы он в интересах общественной безопасности вместо гремучих змей ограничивался неядовитыми гадами. Как-то раз в этой роли выступила парочка подвязочных змей, которых молодожены Зиллеры приобрели для своего придорожного зверинца. Впрочем, к чему обременять читателя ненужными подробностями? Или все-таки ему это интересно?

Аманда со шлепком опустила ступни в холодную воду.

– Одного я никак не могу понять, – призналась она своим друзьям, – почему в грозу со мной происходят таинственные вещи. Самые странные ощущения, те, что словно связаны с иным бытием или словно просачиваются из глубоких трещин моей души, неизбежно возникают либо перед грозой, либо в самый ее разгар. Я хочу сказать, что это страшновато. Как будто существует какая-то связь между моей внутренней кармической структурой и яростными электрическими разрядами. Как вы думаете, почему это происходит?

Почти Нормальный Джимми, близоруко щурясь, протирал банданой стекла очков, влажные от речных брызг.

– Гроза всегда воздействует на человеческий разум, – произнес он. – Все дело в отрицательных ионах, которые выбрасываются в атмосферу. При этом вырабатывается озон. А озон стимулирует сознание. Он немного пьянит. Ты прямо перед грозой никогда не замечала за собой состояние, близкое к опьянению? Человеческая фантазия обостряется, становится ярче. Когда в воздухе повышается содержание озона, люди фантазируют более красочно, более зримо. Это подтверждают научные эксперименты. Известно ли тебе, что, если во время грозы или незадолго до ее начала устроить тест на коэффициент умственного развития, очков набирается гораздо больше, чем в обычную погоду? Это научный факт. Гроза стимулирует работу мозга. Так что ты, детка, такая же, как и все, только, может быть, отличаешься повышенной чувствительностью, вот и все.

– Гром – это мощь небес, – заявил Молния Дымовой Трубы. – А мощь небес сильно отличается от мощи Земли или подземного мира. Между мощью верха и мощью низа часто возникает война. Может, это война между головой Аманды и ее телом? Нет, может быть, и не так. Гром – это мощь новой жизни. Всегда приходит перед весной. Заставляет расти маис, заставляет распускаться почки на деревьях. Гром – добрый дух, но большой, неуклюжий, иногда он крушит все на своем пути. Может быть, у Аманды внутри большой дух. Большая мощь. Небесная мощь. Но ей этого не понять. Потому что она женщина. И еще она обладает земною мощью. Земля – это женщина. Женщина – это Земля. Что большая небесная мощь делает в женщине?…

Голос индейца стих. Был уже почти полдень. Наступило настоящее пекло. На Аманде было светлое платье-рубашка из органди, которое она нашла в магазине «Сиэрс» в Сан-Луи-Обиспо. Вдоль выреза она нашила павлиньи перья и бусинки из черного стекла. Ткань была тоненькая, а лифчик она не носила. Солнце грело ей грудь, как мазь от простуды. Нежась в его лучах, Аманда пару минут размышляла над объяснениями своих друзей о природе грозы и сопутствующем синдроме. Внезапно она почувствовала присутствие четвертого человека.

Дымовая Труба заметил чужака первым, однако промолчал. Наконец Почти Нормальный повернулся посмотреть на пришельца. Он был из белых, только вот кожа его имела оттенок доброй сигары. Роста он был высокого, пожалуй, в шесть футов и четыре-пять дюймов, телосложения худощавого. Пара фунтов спутанной фиджийской шевелюры сидели на его голове словно гнездо из колючей проволоки, свитое какой-то механической птицей. Лицо у него было удлиненное, худое и дикое. Глаза – пронзительные, рот – свирепый. Усы – насмешливо-экстравагантные. Одет незнакомец был в плащ чародея – пожелтевшие небесные тела на голубом поле, – наброшенный на жилетку из красноватой кожи, происхождения которой Аманде установить не удалось. Брюк он не носил, довольствуясь набедренной повязкой попугайски-зеленой расцветки. На ногах красовались сандалии. Лоб был перехвачен хайратником из жирафьей кожи. В одной руке, унизанной кольцами и увешанной браслетами, он держал примитивную, простенькую глиняную флейту. Возвышаясь над восседавшей на речной коряге троицей, незнакомец являл собой фигуру импозантную, чем-то напоминая древнеегипетского владыку, да, именного египетского, и все по причине своих странных глаз, напоминавших глаза со стен гробницы какого-нибудь фараона. Казалось, что их зрачки оставались в центре даже тогда, когда лицо незнакомца было повернуто в профиль.