Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

Госден поставил ноги на кольцо под сиденьем своего стула, теперь сидел, как девушка, снова обхватив двумя ладонями стакан, упорно разглядывая его содержимое.

— Как приятно сознавать, что вы внимательно слушаете меня, мистер Уизерби, — сказал он. — Люди с тех пор начали меня всячески избегать, все эти три года мои старые клиенты торопливо проходили мимо моего магазина, не заглядывая ко мне, старых друзей не оказывалось дома, когда я им звонил. Теперь я полагаюсь в своей торговле только на иностранцев и на общение только с ними. На Рождество я отослал анонимно сто долларов по почте одной женщине в Куинсе. Я поступил так под влиянием минуты, импульсивно, я долго не размышлял, не искал причин, может, во всем виноваты праздники… я даже хотел попросить приглашения на… эту церемонию казни в Оссининге, сегодня ночью. Я серьезно думал об этом, и, уверен, все можно было уладить. В конце концов, я передумал — ничего хорошего от этого ожидать не приходилось, говорю вам честно. Ну и, вместо этого, я явился сюда в бар, чтобы выпить с Джиованни. — Он улыбнулся ему через весь бар. — Итальянцы, — сказал, он, — такие нежные, такие чувствительные души. Ну а теперь мне на самом деле пора домой. Хотя я сплю очень плохо, все же из принципа не прибегаю к снотворному. — Вытащив бумажник, он положил на стойку несколько банкнот.

— Подождите еще немного, всего несколько минут, — попросил его Джиованни. — Сейчас я все здесь запру и провожу вас домой, открою вам дверь.

— Ах, — вздохнул Госден, — будет очень любезно с твоей стороны, Джиованни. В такой тяжелый момент в моей жизни. Открыть мне дверь. Ведь я ужасно одинок. В конце концов, я уверен, что все образуется, и все со мной будет в порядке.

Уизерби слез со стула, сказал Джиованни:

— Внесите, пожалуйста, в мой счет. — Теперь и он мог идти. — Спокойной ночи, Джиованни, спокойной ночи, мистер Госден. — Он хотел сказать ему что-то еще, чтобы утешить, вселить в него надежду, но понимал: что бы он сейчас ему ни сказал, слова нисколько не облегчат его страданий.

— Спокойной ночи, — отозвался Госден теперь уже зычным, с придыханием голосом. — Мне было приятно возобновить знакомство с вами, пусть и на столь короткое время. И прошу вас, передайте привет вашей супруге!

Уизерби вышел на улицу. В баре Джиованни запирал в шкафу свои бутылки, а Госден все еще медленно допивал свой стакан, уверенно сидя, словно на насесте, на высоком стуле.

На улице было темно, и Уизерби торопливо, большими шагами шел к своему дому, удерживая себя, чтобы не побежать. Он стремительно взлетел по лестнице, так как подниматься на лифте — очень долго. Открыв металлическую дверь квартиры, увидел, что в спальне горит свет.

— Это ты, дорогой? — услыхал он сонный голос жены.

— Сейчас приду, — крикнул Уизерби. — Только запру дверь.

Он задвинул еще один засов, которым они никогда не пользовались, и только после этого со спокойной душой, не спеша, пошел, как обычно, в любую ночь, по ковру через темную гостиную.

Дороти лежала в кровати, рядом с ней на ночном столике горела лампа. На полу у кровати валялся журнал, который она, по-видимому, читала, ожидая его прихода. Она сонно улыбнулась ему.

— Какая у тебя, однако, ленивая жена, — сказала она, когда он начал раздеваться.

— Я думал, что ты пошла в кино, — сказал он.

— Да, я ходила. Но там я все время клевала носом. Поэтому вернулась, — объяснила она.

— Ты чего-нибудь хочешь? Может, принести тебе молока? Крекеры?

— Ничего не хочу, только спать, — сказала она. Повернувшись на спину, она подтянула к подбородку одеяло с простыней, ее распущенные волосы лежали на подушке. Он, надев пижаму, выключил свет, лег с ней рядом, положив голову ей на плечо.

— Виски, — сонно произнесла она. — И почему только у людей столько предрассудков в отношении этого напитка? Какой восхитительный аромат. Ты хорошо поработал, дорогой?

— Неплохо, — ответил он, чувствуя прикосновение ее прохладных волос к лицу.

— Угу, — сказала она, засыпая.

Он лежал с открытыми глазами, нежно обняв ее, чутко прислушиваясь к приглушенным звукам, доносившимся до него снизу, с улицы. «Боже, храни нас от всевозможных несчастий, — подумал он, — и научи понимать истинную природу всех городских звуков вокруг нас».

— La barbe!1 — сказала Луиза. — Как можно выносить такую вонь? — Она сидела на полу, сложив ноги и опершись спиной на книжную полку, от ее голых ступней, высовывавшихся из джинсов, дурно пахло потом. На нос она нацепила очки в тяжелой оправе из черепашьего панциря, которые всегда надевала при чтении, и, перелистывая страницы книги, лежащей на коленях, жевала миниатюрные пирожные эклер из маленькой коробки, стоявшей рядом с ней. Луиза вот уже год изучала французскую литературу в Сорбонне, но в данный момент читала «Гекльберри Финна» во французском переводе. Французская литература, признавалась она, производила на нее угнетающее впечатление, и она всегда скучала по пряному запаху вольной Миссисипи. Она приехала из Сент-Луиса, а на вечеринках от нее часто слышали, что Миссисипи — это Богиня-Вода всей ее жизни. Роберта не вполне понимала, что она имела в виду, но в глубине души такое заявление производило на нее глубокое впечатление своей мистикой, свойственной сердцевине Американского континента, как и ее отчаянная смелость, объясняемая самообразованием. У нее, Роберты, насколько ей известно, никогда в жизни не было Матери-Воды.