Но однажды отец сказал мне: «Элвин, ты уж извини, но твоей Тони придётся браться за работу. У бедной Нелли стерлись все зубы, и она не наедается настолько, чтобы продолжать работать. Мы запряжём Тони с Фрэнком и сместим оглоблю в сторону. Она будет тянуть на одну треть, а Фрэнк, такой большой и сильный, может тянуть на две трети.
Отец был справедливым человеком, справедливым как по отношению к лошадям, так и людям. Он, пожалуй, был даже более внимателен у лошадям, так как они не могли потребовать отмщения. Его приверженность к правам лошадей даже стоила ему обвинений в ереси со стороны одного набожного соседа-методиста. За то, что он якобы сказал, что хорошая добросовестная лошадь более заслуживает бессмертия, чем ленивый фермер, позволяющий голодать своей жене и детям. Я же воспринял идею о бессмертии вполне серьёзно благодаря Тони. Насколько мне было известно, библия не имела ничего против этого. Мне казалось, что Валаамова ослица больше заслуживала бессмертия, чем сам Валаам. Ведь ослица увидела ангела и послушалась его, а Ваалам — нет. В течение года отец каждый день замачивал для Нелли на ночь ведро овса и кукурузы. Он делал бы это для неё всю жизнь, хотя она уже была на пенсии.
Я привёл Тони с пастбища и стал надевать на неё упряжь. Хомут, уздечка и сбруя были ей, конечно, велики, но туго затянув подпругу, я соорудил ей хоть и неприглядную, но вполне рабочую упряжь. Я подвёл её с Фрэнком к подводе, запряг их, мы с отцом забрались на рессорное сиденье и понукали лошадей. Бедная Тони вначале перепугалась оттого, что повозка двинулась за ней сзади, но она мигом сообразила, что ей надо тянуть, и она потянула так усердно, что повезла телегу одна.
— Придётся поставить оглоблю обратно по центру, — сказал отец. — У Фрэнка вдвое больше мускулатуры, но у Тони вдвое больше силы воли. А груз перемещается именно силой воли, как у людей, так и у лошадей.
— Возьми вожжи, папа, — предложил я.
— Нет, править придётся тебе. Тони, видно, такая лошадь, которая лучше слушается одного хозяина. Ради тебя она сделает то, чего не сделает ни для меня, ни для кого-либо другого.
Немного спустя отец сказал: «Тебе надо будет сделать одно дело. Обрезать шоры с уздечки. Ей хочется видеть тебя и приходитсяпостоянно поворачивать голову в ущерб тяге вперёд.»
— Хорошо, — ответил я. — Сейчас сделаю. Гоп! — Я спрыгнул с телеги, и через минуту обрезал шоры ножом. Мы поехали дальше, и Тони с усердием выполняла свою работу. Глаза у лошади устроены так, что видят как вперёд, так и назад.
Естественно, она следит за возницей. Не все способны постоянно выдерживать взгляд двух пар честных лошадиных глаз. Именно поэтому к уздечке пришиваются кожаные шоры, ограничивающие поле зрения лошади.
— Есть два способа управлять лошадьми, — философствовал отец. — То, что называется германским способом, и старый датский способ. Когда-то я работал в течение года у одного датского коннозаводчика в Ютландии, а затем — год у немецкого в Гольштейне. У немца было правило: «Не давай лошади повода считать, что у неё есть собственная воля. Если едешь мимо водопоя, и лошадь даёт понять, что ей хочется пить, хорошенько огрей её кнутом. Если, подъезжая к конюшне, она ускоряет ход, придержи её или даже развернись и поезжай в другую сторону. Хорошо вышколенный конь никогда не подаст виду, что ему чего-то хочется.»
У датчанина был другой принцип. — У каждой лошади, — говорил он, — свой собственный норов, и нужно к нему приспособиться, если хочешь получить от неё максимум полезной работы. Обращайтесь с ней правильно, и она скоро научится подчинять свою волю вашей. Конь, как и человек, лучше всего работает, когда работает с охотой.
Думаю, что немецкий способ вернее, если готовить лошадь к войне. Вышколенный по-немецки конь бросится и на пехотный взвод, и на артиллерийскую батарею, как бы он ни был напуган. Датский же конь может заколебаться. Но датский способ вернее для лошадей, работающих на ферме. Посмотри на Тони. Она готова тянуть даже более тяжёлый груз, чем ей положено, потому что ей хочется сделать то, что, как ей кажется, ты хочешь от неё.
Маленькая Тони недолго работала в паре с Фрэнком. Веначале у нас было небольшое недоразумение. Единственными часами у нас было солнце, и Тони заметила, как я поглядываю на солнце в течение дня. Она вскоре решила, что определённый взгляд на солнце означает благословенное время распрягаться, идти на водопой и в стойло.
Получив такой знак, ей хотелось действовать немедленно и тут же бежать через всё поле. Дотянуть плуг до конца борозды ей теперь казалось почти невозможным, и Фрэнку приходилось тянуть её почти насильно. Я разрешил эту трудность, отказавшись смотреть на солнце до тех пор, пока не доходили до конца поля. Мы с Тони проработали семь лет, и мне ни разу не пришлось тронуть её кнутом или кричать на неё. Но в конце концов мне пришло время уезжать с фермы в колледж.
Читать дальше