Дэвид Салой - Каков есть мужчина

На тротуаре пластиковые столы и стулья, и он следит за тем, как официантка составляет вместе два стола для их вечеринки. Затем он принимает у всех заказы.

Полетт, как он отмечает, сидит рядом с ним. Он улыбается ей:

– Порядок?

Она кивает.

И он снова возвращается к своему делу.

– Так вот, то дерево, – говорит он, выдавая с авторитетным видом сомнительный факт, который узнал только недавно, – является одним из самых старых во всей Франции. Ему, я думаю, около семисот лет.

Все поворачиваются к дереву.

Его мощный ствол два метра шириной. Сверху, на больших ветвях, поросших мхом, листва местами порыжела.

– А что это за дерево? – спрашивает кто-то.

– Липа, я думаю? – Джеймс поворачивается к Полетт.

– Да, это липа, – подтверждает она. – Она посажена знаменитым герцогом Савойским.

– Герцогом Савойским, – повторяет Джеймс. – Вся эта деревня просто полнится историей. Люблю я это место.

Кто-то вышел из-за стола и, подойдя к дереву, читает табличку.

– Тысяча четыреста тридцать восьмой! – кричит этот педант, коротышка средних лет, тыча в табличку.

Он крайне предусмотрительно одет в водоотталкивающий костюм, который сильно шуршит при движении, и прогулочные туфли с пористыми ремешками.

– Так что получается меньше шести сотен лет, – заявляет он, занимая свое место, рядом со своей не менее предусмотрительной женой.

– Ну, сущий саженец, – произносит Джеймс, под смех остальных.

Приносят напитки.

– Однако, – не унимается тип, – я не могу поверить, что это дерево – одно из старейших во Франции. Меньше шести сотен лет?

Джеймс решает игнорировать его. Он помогает официантке расставлять напитки.

– Есть же оливковое дерево, – разъясняет педант остальным, – которому, вроде бы, две тысячи лет…

Они пенсионеры, этот педант и его жена. Джеймс догадывается, что они могут подумывать перебраться сюда насовсем. Продать свою квартирку в Стоук-Ньюингтоне и получить взамен пентхаус в «Les Chalets du Midi Apartments». Они говорят на французском так же, как Дьюти-Фри – Джеймс слышал, как миссис Педант осведомилась насчет сортира – не столько с английским акцентом, как именно по-английски . Они говорят на французском по-английски . Как и Дьюти-Фри, в манере старой школы.

Джеймс передает педанту светлый альпийский лагер.

– Merci, – говорит педант, – monsieur [53].

– Где еще вы смотрели квартиры? – интересуется Джеймс.

– О, повсюду, правда, – отвечает мужчина, отхлебнув пива и навесив себе пенные усы. – Мы просто как бы разъезжаем по окрестностям. Ну, понимаете.

К Джеймсу обращается Арно (француз, живущий в Лондоне и приехавший сюда со своим партнером, Маркусом):

– А что вы нам скажете о горных лыжах?

– Они здесь великолепны, – говорит Джеймс.

– Вы катались? – спрашивает Арно.

После мимолетной заминки Джеймс отвечает:

– Лично я не катался, нет. В этой области у нас эксперт Полетт. Она вам все об этом расскажет. То есть я не стану вас заверять, будто это второй Вербье [54]или что-то такое. Но здесь достаточно серьезное место. То есть, если брать весь э… Массив. Это ведь около двухсот пятидесяти километров лыжных трасс. Один билет на все. И потом Флен, там высота доходит до… двух восьмисот, двух девятисот?

Полетт говорит:

– Там две тысячи пятьсот. Плюс-минус.

– Хорошо, – говорит Джеймс примирительно.

Она тем временем отвечает на чей-то вопрос:

– Нет, снег тут всегда. Горные лыжи здесь чудесные.

И продолжает говорить о горных лыжах еще несколько минут.

Джеймс смотрит на нее – как взлетают ее брови над оправой солнечных очков, когда она старается проявлять воодушевление. Честно говоря, она немного высокопарна. Сейчас она рассказывает анекдот – что-то про лыжи, – и у нее не очень получается. Он отметил это еще за обедом. Но почему-то его трогает, как она убивает анекдоты. Слишком медленно рассказывает или что-то упускает. Просто ей не хватает беззаботности. Во всяком случае, для таких мероприятий.

И сейчас она теряет внимание публики. Кто-то по доброте душевной продолжает слушать ее с натянутой улыбкой. А кто-то откровенно игнорирует ее. Она пытается рассказывать быстрее, но это только сильнее все портит.

И вот она уже смеется сама, хотя больше никто даже не улыбается.

Вот же черт – она что-то пропустила, какую-то важную деталь, и рассказывает все по новой.

Джеймс поднимает взгляд к ветвям старой липы, в кроне которой блестит солнце.

И наконец, она добирается до конца анекдота. Анекдот окончен.