— Ты, надеюсь, не на Сашу Алишеровича запала? А?
Дарья иронично хмыкнула, натягивая тесные белые джинсы:
— Понятно, в чем дело! Не тревожься, не трону твоего аксакала! Я наметила крупную добычу! На голову меня выше! — Даша легко наклонилась, сложилась всем длинным телом, чтобы застегнуть ремешки босоножек на высоком каблуке. Глафира не удержалась и прыснула в кулачок при виде этой картины:
— Обе мы с тобой дур-р-ры, Дашка! Мы же ничего про них не знаем! Ничегошеньки! Да у них, может, по три семьи по всей России и по две за границей, и детей по десятку! А если и не так, то очень им надо нам с тобой сопли вытирать? Трахнут по разу, отряхнутся и пойдут себе дальше с песней по жизни, вершить новые подвиги и молодечества — вечные мальчишки!
Дарья упрямо вскинула точеный подбородок и сделала шикарный разворот, как на подиуме:
— Это мы еще посмотрим, кто из нас кого трахнет и сколько раз! Пошли на завтрак, пессимистка! День должен начинаться с горячей какавы, колбаски и горы сдобных булочек со сливочным маслицем! Вот такая у меня сегодня диета!
* * *
Анчаров вытащил из шкафчика дорожную сумку, нашарил на ее дне старый потертый фотоальбом и долго листал страницы с черно-белыми фотографиями. Толян курил сигарету, прихлебывая горячий чифирёк из алюминиевой кружки, и краем глаза заглядывал другу через плечо.
На этих фото не было ни их омоновского взвода верхом на броне на Домской площади, ни построения разведчиков в Кандагаре перед выходом в горы на «боевые». А была там Сашкина жена молодая — Мара — да два пацана мал-мала меньше, успевших уже вырасти, впрочем.
— Ты чего это альбом с собой потащил, Старый?
— А ты чего? — резко ответил Саня, захлопывая увесистый толстый том.
— То есть, чего я? — удивился Толян.
— Ты-то чего все свои фотки с собой в круиз взял? И все документы. И деньги у тебя в старом термосе, а совсем не коньячный спирт.
Муравьев не поперхнулся дымом, не взвился. Молча докурил сигарету и сказал сухо:
— На завтрак пора, разведчик хренов. Вечером поговорим.
— Ин и хорошо, ин и ладно, — пробормотал Анчаров, ожидавший совсем другого ответа. — Война — войной, а кухня — кухней!
— Война план покажет, — отрезал Толян и подчеркнуто медленно и спокойно отворил дверь каюты.
Шестиместный стол, за которым питался Петров, пустовал ровно наполовину. Тщательно пережевывал булочку с сыром доцент Слава, упорно боролась с трясущимся на конце вилки кусочком омлета Тортилла. Андрей, сияя, поздоровался; шутливо, чтобы, не дай Бог, не поняли неправильно, сделал комплимент официантке Ирочке, тут же выдавшей ему тарелку с омлетом порумяней и побольше, и поинтересовался, а где же аспиранты и Верочка?
— Спит молодежь! Даже я не добудился, — обескураженно развел руками Вячеслав Юрьевич. — Теперь вот думаю, как бы не съели они меня на экскурсии, когда аппетит проснется!
— А Верочка вечером еще сказала мне, что кусок сыра съесть и кофе выпить она может и в своей каюте, и чтобы мы ее не ждали. А свою порцию завещала мне, между прочим! — на этих словах профессорша строго посмотрела прямо в глаза Ирочке, как раз подлетевший к их столику с новым подносом, заставленным тарелками. Девочка послушно поставила перед Тортиллой еще одну порцию и вопросительно задержалась взглядом на мужчинах, сначала на Петрове, конечно!
— А, валите нам все — и за ребят тоже, что не съедим, то понадкусываем, правда, Слава?!
— Чистая правда, — промычал с набитым ртом доцент.
Ирочка еле слышно вздохнула, но послушно составила все тарелки с подноса на стол и даже успела шепнуть Андрею почти на ухо свое волшебное: «Пожалуйста!». У него аж мурашки по позвоночнику пробежали от этого голоса и растворились в районе поясницы. Петров тут же вспомнил Люсю, застыдился, потом заволновался и сам не заметил, как подмел все с тарелок и за себя, и «за того аспиранта». Отдышавшись за жидким кофе, мужчины дружно заполнили карту меню на завтра, не сговариваясь выбрав одни и те же блюда, вежливо передали карту профессорше и откланялись, спеша на палубу, — теплоход подходил к Кижам и даже в ресторанных окнах показались уже высокие маковки памятной еще по школьным учебникам церкви.
Туристы высыпали на пристань. Первое, что бросилось в глаза — это огромное слово SHOP над торговыми рядами с сувенирами. Но даже Петров, ревностно следивший в России за всяческим нарушением прав русского языка, как государственного, махнул рукой на это провинциальное безобразие. В конце концов, половина, если не больше, туристов, посещающих Кижи, и в самом деле иностранцы. Да русский человек и не будет покупать ту дребедень, что втюхивали торговцы. Настоящие художественные изделия тут редкость и стоят здесь в пять раз дороже, чем обычно, а на псевдорусский кич наши люди не особенно падки.
Читать дальше