Айрис Мердок - Ученик философа

Маккефри, полюбовавшись выбросами огромной, исходящей паром струи, быстро переоделись в купальные костюмы и нырнули в бассейн, температура в котором, как всегда, составляла от двадцати шести до двадцати восьми градусов по Цельсию. Том проплыл вдоль бассейна и обратно, вылез и растер длинные мокрые волосы, превратив их в копну кудрей. Он оделся, пошел опять в толпу, собравшуюся вокруг гейзера, и протолкался вперед, к барьеру. Когда ветер дул в нужную сторону, можно было, протянув руку, ощутить обжигающие капли, которые падали на руку, как раскаленные монетки. Том маялся и был невыносимо несчастен. Он ждал Эмму на Траванкор-авеню, но друг не явился. Том, брошенный, растерянный, ревновал, все его чувства и нервы были истерзаны и обнажены. Его смущал также синяк под глазом, хоть и не очень заметный, но все же привлекающий внимание. Брайан с характерной грубостью спросил:

— Что такое, подрался?

— Упал и ударился головой о стул, — ответил Том.

— Опять напился, небось, — сказал Брайан.

Проблема Хэтти переполняла душу Тома, болезненно распирая ее, словно растягивая горем до прежде небывалых размеров. Точнее, не сама проблема, а факт, что такой проблемы больше не существует. Все кончилось. Завтра Тому надо ехать обратно в Лондон и опять приниматься за работу, встречаться со своим руководителем, ходить на лекции, писать сочинения и продолжать жить как раньше, будто ничего не случилось. А случилось так много, и случившееся казалось кошмарным сном. Но в то же время это был не сон, а кошмарная, всепоглощающая реальность, навсегда изменившаяся реальность несчастливого существа, мучимого тоской и раскаянием. Демоническая парочка исчезла со сцены, и он никого из них больше не увидит.

Но как он мог вернуться к обычной жизни, к работе, к пресным, детским, как ему теперь казалось, удовольствиям лондонского студенчества? Тома околдовали. Ему довелось пожить среди богов или фей. Судьба поманила его, поставила перед испытанием, а он тупо, небрежно отказался понять, ответить, увидеть. Даже вначале, когда все казалось важным, он был всего лишь возбужден, польщен, ему было весело. Он вспомнил тушу Джона Роберта в комнатенке и свое удивление, тревогу и благодарность, когда он впервые понял, чего хочет этот странный человек. И те поверхностные чувства тогда казались Тому значительным событием.

Теперь перед ним стоял образ Хэтти, он словно жил в отдельном пространстве, сияя собственным светом. Том видел ее серебряно-белые, светлые волосы, искусно уложенные в высокую прическу, или спускающиеся удивительно длинными косами, или, как он видел их у моря, распущенные, струящиеся, как шелк, по спине. Он видел ее бледные, словно мраморные, глаза, взгляд — то саркастический, то кроткий и правдивый. Видел ее длинные ноги и чулки с темной резинкой. Как я мог ее потерять, думал он, как это случилось? Я вел себя как олух, как хам, как последний кретин. И в то же время он ясно помнил, хоть это и не укладывалось в голове, что он на самом деле рассмотрел Хэтти, ознакомился с ней и отверг ее! Тупо, небрежно отвернулся, не увидев, что перед ним — принцесса.

Но она не настоящая принцесса, подумал он. Я просто на время сошел с ума, иначе и быть не может. Они оба — демоны, прекрасные, удивительные и не совсем реальные. Розанов — волшебник, который взял меня к себе во дворец и показал мне деву. Но она искусственная, он сотворил ее из волшебного вещества, чтобы уловить меня в свои путы. А потом они оба исчезли, а я все еще связан, их больше нет, а я страдаю. О, как хочется ее увидеть, думал он, как хочется рассказать ей, почему все гак вышло. Но почему же, что именно я сделал не так и когда? Я был бы счастлив, если б только можно было ее увидеть, объяснить ей, что я был не такой уж идиот и хам или теперь уже не такой идиот и хам, и попросить прощения, и… Но это невозможно, я никогда больше ее не увижу. Она перенеслась в мир незримого, а я из-за нее обречен вечно чахнуть.

— Ой, Том, я забыла, я же принесла платье Джуди Осмор. Посмотри, что получилось. Не идеально, но и не так уж плохо.

Габриель вытащила платье и показала Тому.

Они уже переместились в Белмонт и сидели с напитками в гостиной. Адам решил сбегать в Комо за Зедом и еще не вернулся.

Габриель сотворила с платьем чудеса. Дыры на плече, так напугавшие Эмму, оказались лопнувшими швами, и их легко было зашить. Винное пятно на платье спереди не сошло. Но Габриель ловко ухитрилась соединить его с узором ткани — пестрыми пятнами неправильной формы, осторожно окрасив ткань вокруг него и в других местах чайной заваркой различной крепости. Платье, конечно, уже не было прежним, но пятно можно было принять за часть узора. Габриель подумала, что, может быть, платье стало даже лучше. Она долго с ним возилась и теперь была очень довольна собой, радовалась, что помогла Тому, и ожидала похвалы.