Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной

— Меня задержала… Ну, я остановился, чтобы покормить бродячую собаку, — сказал я, улыбаясь.

— Это самое глупое оправдание, которое я слышу за последние тридцать пять лет моей службы здесь. Ты что, не мог придумать чего-нибудь поумнее?

— Я только начинаю, мистер Ферис.

— И скоро закончишь. Ладно, смотри, это — таймер, а вон стеллаж с регистрационными картами. Найди свою карту и отметь время прихода на работу.

Я отыскал — Генри Чинаски, служащий № 68754. Взяв карту, я уставился на таймер — что делать дальше?

Ферис встал позади меня и тоже вытаращился на автомат.

— Ты уже опоздал на шесть минут, — услышал я его голос. — Когда опоздание составляет десять минут, мы вычитаем час.

— Значит, если опаздываешь на десять минут, то лучше не торопиться?

— Не остри. Когда мне хочется посмеяться, я слушаю Джека Бенни. А если ты прогуляешь час, то просто потеряешь работу к чертовой матери.

— Извините, но я не знаю, как управляться с таймером. Как мне отметиться?

Ферис выхватил карту из моих рук и указал на таймер.

— Видишь эту щель?

— Ага.

— Что?

— Я говорю, да, сэр.

— Отлично, она предназначена для первого дня недели, значит для сегодняшнего дня.

— А-а…

— В нее вставляется карта, вот таким образом, — он вставил карту в щель и затем вытянул ее обратно. — Когда карта будет там, нужно потянуть за этот рычаг, — Ферис дернул рычаг, но карты-то там не было.

— Я все понял. Давайте приступим, — потянулся я к карте.

— Нет, подожди, — не унимался он. — Когда уходишь на обед, также нужно отмечаться, но уже в этой щели.

— Да, я понял.

— А когда возвращаешься с обеда, то вставляешь карту в следующую щель. Обед тридцать минут.

— Тридцать минут. Все ясно.

— И наконец, когда рабочий день заканчивается и ты уходишь домой, или в свою гостиницу, или еще куца, не знаю, где уж ты там живешь, нужно использовать последнюю щель. Получается четыре отметки в день. И так каждый день — четыре отметки за смену — до тех пор, пока тебя не уволят, или ты сам уйдешь, или умрешь, или выйдешь на пенсию.

— Понятно.

— И еще я хочу, чтобы ты знал: из-за тебя я задержал свой инструктаж новых служащих, одним из которых на данный момент являешься и ты. Я здесь главный. Мое слово — закон. Ваши желания ничего не значат. Если мне не понравится в вас что-либо — как зашнурованы ботинки, манера укладки волос или вонь пердежа — вы возвращаетесь на улицу, ясно?

— Да, сэр!

В проходную влетела молоденькая девица в туфельках на высоком каблуке, ее длинные волосы развевались позади каштановым шлейфом. На ней было красное облегающее платье, и такого же цвета помада чрезмерно покрывала ее пухлые чувственные губы. С театральной резвостью она схватила свою карту со стеллажа, проперфорировала ее и, сдерживая возбужденное дыхание, сунула на место. Потом бросила взгляд на Фериса.

— Привет, Эдди!

— Привет, Диана!

Скорее всего, Диана работала продавщицей. Ферис подошел к ней, и они принялись болтать. Ничего, кроме смеха расслышать мне не удалось. Наконец, они наговорились. Диана пошла к лифту, а Ферис вернулся ко мне. Моя карта все еще была у него в руке.

— Я бы хотел отметить свой приход на работу, — напомнил я.

— Я сам пробью. Не хочу, чтобы ты начинал с ошибки, — сказал Ферис, вставил мою карту в щель и остановился. Я ждал. До моего слуха доносилось тиканье часов. Наконец он дернул за рычаг, вытянул карту и положил ее на стеллаж.

— На сколько я опоздал, мистер Ферис?

— На десять минут. Иди за мной.

Я повиновался. В другом помещении нас поджидала группа новых служащих — четыре мужчины и три женщины. Все они были старые, и у всех у них была одна проблема — слюна собиралась в уголках рта, подсыхала и превращалась в белые катышки, которые незамедлительно орошались новой порцией слюны. Одни страдали от ожирения, другие походили на дистрофиков. Одних мучила трясучка, другие морщились от близорукости. У чернокожего старика в яркой цветастой рубашке на спине красовался горб. Новички улыбались и кашляли, пуская клубы сигаретного дыма.

Увидев эту картину, я понял, почему я здесь. Мирз-Старбак набирала вьючных мулов. Компанию не волновала проблема текучки кадров (хотя эти новые рекруты могли сбежать только в могилу, но до этого они будут преданными и благодарными служащими). Я был избран трудиться с ними бок о бок. Дама из отдела кадров решила, что я принадлежу к этой жалкой касте неудачников.

Что бы подумали парни из моей школы, увидев меня в этой среде? Меня, самого крутого мужика выпуска 1939 года!