Ромен Гари - Повинная голова

— Пойдем домой, Кон, мне страшно. Они гневаются там, наверху…

«Они»… Кон с минуту наслаждался «их» близостью и вновь вернувшимся на землю простодушием. Хижина плавала в теплом поту неба, а кокосовые пальмы в ожидании готового обрушиться с небес потопа покачивали изящными кронами с легкомыслием королей, которым восставшая толпа кажется очередью за бесплатным супом. Великий Матаи затаил дыхание, и тучи, притиснутые к горе, ждали момента, чтобы прорваться, ждали в напряженной неподвижности и время от времени грохотали, будто с бессильной яростью трубили в рог. Океан исчез за непроницаемой воздушной стеной. Кое-где за ней угадывалось тайное содрогание стальной воды вокруг рифов.

Кон жадно съел приготовленного Меевой петуха с бананами, глядя, как огромные тени ночных бабочек исполняют свой недолгий танец, исчезая со смертью их обладательниц в пламени лампы. Снаружи по-прежнему не было ни дождя, ни ветра, только грохочущая неподвижность и недоступная свежесть огромных масс воды, томившихся в плену у неба. Он бросился на кровать, Меева прижалась к нему и тут же заснула. Лежа на спине, он чувствовал ее согнутую ногу на своем животе, движение ее груди подле своей, и вспыхивавшие за окном образы зримого мира терялись в ее густых волосах, которые он тихонько поглаживал. Только один раз, когда гром обрушил на гору особенно величественный разряд, Меева на секунду проснулась и с укором пробормотала:

— Нельзя так объедаться бананами, Кон!

Он даже не знал, спит он или нет, но вдруг почувствовал беспокойство, перешедшее в сильную тревогу, и унять ее было ему не под силу. Ему захотелось бежать, бежать прочь, чтобы справиться с охватившей его паникой, в которой к его обычным страхам примешивалась невыносимая тяжесть грозы, взявшей его в кольцо грохота и непрерывного сверкания.

Кон вылез из постели и как был, не одеваясь, вышел на порог. Его окутала липкая, словно влажная шерсть, темнота, и впервые за все время его дружбы с таитянской ночью ни один светлячок не зажег во мраке свою земную звездочку. Он сделал, дрожа, несколько шагов, вернулся в хижину, хотел лечь, но тревога не ослабевала, и у него снова возникло непреодолимое желание бежать. Он бросился вон из хижины, помчался куда-то в непроглядную тьму, натыкаясь на стволы деревьев, и оказался наконец на вершине холма, в прерывистом белом сиянии электрических разрядов, следовавших один за другим с такой быстротой, что ночь ни на миг не успевала сомкнуться.

Им овладел животный страх и такое острое ощущение опасности, что он резко обернулся и увидел метрах в двадцати две темные фигуры, приближавшиеся к пальмовой роще. От этого простого человеческого присутствия он испытал облегчение и радостно замахал руками:

— Эй! Эй!

Дальше все произошло так быстро и так неожиданно, что Кону отказала способность думать и чувствовать, он просто замер среди пульсирующих вспышек, опутавших его своей колышущейся паутиной. Незнакомцы рывком повернулись к нему, и он увидел два направленных на него автомата. В тот же миг где-то справа раздалась очередь, двое с автоматами на миг застыли, выронили оружие, согнулись пополам и повалились наземь, а справа раздалась новая очередь — видимо, с целью убедиться, что они не бессмертны.

Кон закричал, но не сдвинулся с места. Ноги не слушались его. Холм заливала смертельная бледность непрерывных электрических вспышек. Потом вдруг Хуаноно втянул свои желтые когти, и ночь накрыла бесстыдную наготу земли.

Чья-то рука легла на его плечо.

— Караул! — заорал Кон, который не желал умирать, не произнеся вдохновенных слов, которые в миг озарения выражают порой суть всей жизни.

— Ну-ну, успокойтесь. Все уже позади.

Тамил, машинально отметил Кон, нисколько не удивившись. Он и без того был так ошеломлен, что в голове у него уже не осталось места для удивления. Свет электрического фонарика выхватил из темноты подножие холма. Два тела лежали одно на другом с восхитительной неподвижностью. На Тамиле был непромокаемый плащ с капюшоном, как у старых добрых бретонских капитанов, и руку он по-прежнему держал на плече Кона.

— Теперь вы в безопасности. Они убиты. Пойдите взгляните сами.

Это были китайцы, они лежали с открытыми глазами, сложив руки на животе. Кон никогда раньше их не видел.

— Чего они от меня хотели, эти ублюдки?

— Хотели убить вас. Вас уже дважды пытались убить на Таити. И один раз на Тринидаде… Итого трижды, насколько мне известно. С вами не соскучишься. Ваша голова слишком много весит на весах ядерного равновесия.