Что сокрушаться над этой кухней в четыре с половиной квадратных метра, где урчит недомерок-холодильник и радиоточка выплевывает то оперетты Штрауса, то идиотски-торжествующие реляции о количестве кальсон и сковородок, произведенных на душу несчастного населения. Конфуций запрещал детям уезжать далеко, покуда родители живы. Потому-то и неизменной оставалась Поднебесная пять тысячелетий. Я тоже пробовал держаться за постоянство жизни, умерять свои ожидания и стремления - но эти премудрости в прах рассыпаются от первого же мирского соблазна, а отшельником я быть так и не научился.
Неужели я оправдываюсь? В чем же?
Хочу надеяться, что это письмо будет последним из безответных. Да-да, через несколько дней я нагряну в твой Северопольск, сколько ни отговаривай меня Хозяин. "Только душу разбередишь", - заявил. Но я отныне богат и независим: со службы меня благополучно выперли, и теперь почти год будут платить раза в полтора больше, чем в овощном магазине. В бюро страхования по безработице я не краснея заполнил анкету, отказался от места парикмахера, пекаря и гробовщика, оставил телефон и адрес, и поклялся не менее сорока часов в неделю посвящать поискам службы. На лицах товарищей по несчастью в прокуренной приемной успел заметить выражение несколько шкодливое. Честных добытчиков, выкинутых на улицу алчным хозяином, там мало, в основном публика из тех, что увольняются после двадцати недель работы, чтобы год бездельничать. Как я их понимаю, с каким облегчением вспоминаю, просыпаясь, что больше не должен чуть свет торопиться в контору, хоронить знакомых и вздрагивать под стальными очами надсмотрщиков, сопровождающих на берег моряков с утопических кораблей.
Листья на здешних кленах и вязах стали огромными, почти с ладонь величиной, а я и не заметил, как. По Сквозной улице всякий вечер движется плотная толпа с коричневыми бумажными пакетами в руках. В них вино, чтобы пить его в недорогих ресторанах без лицензии на продажу спиртного. С плакатов и реклам пучатся морские раки, с открытых террас доносится запах шашлыка, сияют гирлянды электрических лампочек в ветвях деревьев, и главный фонтан нашего парка подсвечен лазурью и кармином. На днях было целое нашествие светлячков на парк - летели тучей, затмевая звезды и вызывая восторженные охи гуляющей публики. А на улице принца Артура фокусники глотают шпаги, и жонглеры орудуют сразу дюжиной разноцветных шаров. И лихие художники за двадцатку изготовляют портреты тщеславных прохожих. Знаешь, я начал искренне увлекаться механикой этой замечательно устроенной жизни, словно инженер при виде любопытного, новенького, отлично работающего механизма. Ты как думаешь, милая, если бы реки Вавилонские текли молоком и медом, горше или слаще был бы библейский плач?
Лето, рестораны, жонглеры - а вокруг тем временем рушатся целые вселенные, и треск стоит на всю Аркадию. Опустела квартира моих соседей сверху - всех трех дочерей Бородатого в приют отправили вместе с младенцами, под наблюдение психиатров, а жена бедняги круглые сутки пьет, да спускает с лестницы репортеров. Посылаю тебе газетную вырезку с фотографией нашего дома - на ней и мое окно, и дверь в квартиру Бородатого, и даже уголок воздушного замка, о котором я недавно тебе писал. И еще одно фото - с демонстрацией, устроенной моим соседушкой. Он и по телевидению гневался, доказывал, что арест нашего отца семейства - только первая ступень заговора английской Аркадии вкупе с иммигрантами, что всякий честный гражданин Новой Галлии должен грудью встать, ну, и так далее. В моем пересказе звучит глупо, я понимаю, а на демонстрацию явилась-таки порядочно всякого сброда. Промаршировали сквозь все Плато к Фонтанному Парку, с криками и самодельными транспарантами, загадили полгорода глупыми черными надписями из аэрозольных баллонов. Я невольно обрадовался, что в Аркадии не продается оружия. А генеральный прокурор Новой Галлии клялся по тому же телевизору, что не поддастся на провокации деклассированных элементов. Ему виднее, но Коган вовремя съехал - в пансионе теперь круглые сутки толкутся подозрительные типы, стоит крик и шум, на двери появилась табличка: "Партия возрождения Новой Галлии". Пошумят и успокоятся? Несомненно. Потому-то, наверное, в Аркадии так все по большому счету и благостно, что жителям дают выпустить пар, а потом без постороннего вмешательства прийти в себя.
Между прочим, пораскинув мозгами, я сообразил, что Жилец - единственный, кому мог Борода признаться в своей страшной тайне. Эта несложная мысль придает всей истории замечательный новый оттенок, который, безусловно, оценил бы мой Татаринов.
Читать дальше