Авраам Бен Иегошуа - Смерть и возвращение Юлии Рогаевой

Оказывается, дежурная в секретариате все-таки сумела найти сотрудника патологоанатомической лаборатории, который согласился объяснить посетителю из пекарни, о ком у них в мертвецкой недостает сведений и каких. Это кругленький человечек лет пятидесяти, в белом халате и в щегольски надвинутом на голову берете неясного назначения — демонстрирующем то ли некоторую религиозность, то ли некую богемность, а может, то и другое одновременно. В его глазах светится живой интерес к позднему посетителю, и он явно обуреваем желанием поговорить. Уже в коридоре, в полутьме, он хватает Кадровика за рукав и тут же обрушивает на него поток торопливых слов. Хорошо, что вы пришли именно сегодня, завтра вашей покойницы уже не было бы в Иерусалиме, вам пришлось бы искать ее на побережье, под Тель-Авивом, в Институте судебной медицины в Абу-Кабире, потому что только там знают, что делать с трупами, которые никто так и не опознал. Вам повезло, мы немного задержали ее отправление, в надежде, что появится хоть кто-то из родственников или знакомых и захочет узнать, как мы тут боролись за ее жизнь и пытались ее спасти и почему это в конце концов не удалось. Вообще-то в нашу больницу не направляют тяжелых раненых, наверно, в полиции считают, что она для этого слишком мала или плохо оборудована, даже обидно, а вот эту женщину почему-то привезли именно сюда, — возможно, потому, что сначала трудно было определить, насколько тяжелое у нее ранение: она хоть и была без сознания, но не имела видимых телесных повреждений, только несколько маленьких отверстий в ладонях и в ступнях, да еще голова рассечена, но не глубоко, на вид совсем не смертельно, только потом выяснилось, что как раз в эту рану проникла инфекция — может быть, еще там, на рынке, — ну, а когда уже заражение охватило мозг…

— Мозг? — удивляется Кадровик. — Разве мозг тоже может заразиться?

— Конечно. Почему бы и нет? Заражение, воспаление каких-то тканей, два дня, и всё было кончено. Она тут всем запомнилась, потому что ни разу не пришла в сознание и так и осталась не опознанной никем. Хоть бы на миг очнулась, — может, тогда удалось бы узнать, кто она такая. Вот поэтому мы и решили не отсылать ее тело сразу в Абу-Кабир, — может, кто-нибудь еще отзовется… Чтобы не всё было забыто… Очень хорошо, что вы не стали ждать до утра. Хоть вы ей и не родственник, и не друг, а всего лишь, как вы говорите, из отдела кадров, но вы, наверно, сможете нам что-нибудь рассказать о ней, когда опознаете. Только сначала я хочу заполнить с ваших слов небольшую анкетку, для Управления национального страхования, потому что там уже удивляются, как это никто до сих пор не заметил такого долгого отсутствия человека…

Он вытаскивает связку ключей, открывает какую-то дверь, вводит Кадровика в комнату — видимо, преддверие мертвецкой, — усаживает возле пустых носилок, вытаскивает из металлического шкафа истрепанную сумку и достает из нее голубую папку с уже подготовленными к отправке документами — медицинским заключением и свидетельством о смерти, не хватает только имени. Потом снова сует руку в сумку, извлекает оттуда первопричину всей путаницы — рваную и окровавленную платежку и, не довольствуясь этим, привычным движением переворачивает сумку и сильно встряхивает ее. Оттуда выпадают два связанных веревочкой ключа.

— Вот, — произносит кругленький человек. — Это всё. Всё, что от нее осталось, если не считать нескольких овощей и засохшего сыра, которые через несколько дней пришлось, разумеется, выбросить. А теперь давайте мне ваши данные, я заполню анкету, и мы займемся опознанием. Надеюсь, вы не слишком чувствительны? Короткое опознание сумеете пережить? Впрочем, если это вас беспокоит, то могу заранее сказать, что вам повезло — ее не разорвало на части, она уцелела. И вообще, вид у нее — как у заснувшего ангела.

Лицо Кадровика багровеет. Он враждебно смотрит на лаборанта, явно довольного только что придуманным сравнением. Сомневаться не приходится — это тот самый патологоанатом, что информировал Журналиста, тот его приятель, из-за которого ему пришлось весь вечер возиться с этой историей. Суховатым, отчужденным тоном он извещает толстячка в берете — нет, он не неженка, он бывший военный и готов, если в этом есть необходимость, опознать труп, как бы тот ни выглядел, но вообще-то он пришел сюда только затем, чтобы сообщить необходимые для захоронения данные — имя, адрес и номер удостоверения личности получательницы той платежки, которую кто-то из лаборатории почему-то весьма бесцеремонно передал в газету, какому-то сомнительному Журналисту, а не прямо ему, в отдел кадров пекарни, как это полагалось. Вот и всё. Правда, сегодня он, к некоторому своему удивлению, убедился, что несколько месяцев назад он сам, лично, принимал эту женщину на работу и даже своей собственной рукой записал ее биографию, но это никак не меняет его полной неспособности ее опознать. У них в пекарне работает почти триста человек, в три смены, не считая административного персонала, а кстати, и самого хозяина, который тоже числится на зарплате, — ну и что, разве он, Кадровик, сможет опознать каждого, кто умрет или погибнет?