Однажды, когда я ждала у шкафчика Фриду, Морин подошла ко мне.
— Привет.
— Привет.
— Ждешь сестру?
— Ага.
— Как вы ходите домой?
— По Двадцать первой улице к Бродвею.
— А почему вы не идете по Двадцать второй улице?
— Потому что я живу на Двадцать первой.
— А. Мне с вами немного по пути.
— Каждый ходит где хочет.
К нам подошла Фрида; ее коричневые чулки натянулись на коленках, потому что на пальце у нее была дырка, которую она пыталась прикрыть.
— Морин хочет пойти с нами.
Мы с Фридой обменялись взглядом: она просила меня о сдержанности, а я ничего не обещала.
Этот день был похож на весенний — он, как и Морин, приоткрыл нам окошко в тепло среди мертвящей зимы. На улице стояли лужи, повсюду была грязь, и теплая погода вводила нас в заблуждение. В такие дни мы не надевали пальто, а набрасывали его на голову, оставляли галоши в школе и на следующее утро заболевали крупом. Мы всегда откликались на малейшее изменение погоды, каким бы незначительным оно ни было. Задолго до того, как пробуждались семена, мы с Фридой уже возились на земле, глотали воздух и пили дождевую воду…
Выйдя из школы вместе с Морин, мы немедленно начали раздеваться. Запихнули шарфы в карманы пальто, а сами пальто набросили на голову. Я соображала, как бы закинуть меховую муфту Морин в канаву, и тут нас привлекла какая-то суета на площадке. Группа мальчишек нашла себе жертву, Пеколу Бридлоу.
Бэй Бой, Вудро Кейн, Бадди Уилсон, Джани Баг — они окружили ее, словно ожерелье из полудрагоценных камней. Опьяненные запахом собственного пота, взбудораженные своей властью, они весело над ней издевались.
— Черномазая, черномазая! Твой папаша спит голый! Черномазая, черномазая, твой папаша спит голый! Черномазая…
Они придумали жестокую нескладную дразнилку, в которой высмеивали свою жертву за то, над чем она была не властна: за цвет ее кожи и привычку взрослого человека спать нагишом. То, что сами они были чернокожими или то, что у их отцов тоже могла быть такая привычка, не имело значения. Как раз их презрение к собственной чернокожести и создало первую часть дразнилки. Казалось, они собрали воедино всё свое заботливо взращиваемое невежество, отлично вышколенную ненависть к себе, тщательно формируемое отчаяние, и выдули из этого огненный язык презрения, которое до сих пор скрывалось в глубинах их душ холодным, а теперь превратилось в гнев, направленный на любого, кто стоял у них на пути. Они танцевали свой жуткий танец вокруг Пеколы, которую решили принести в жертву пылающей бездне ради самих себя.
— Черномазая, черномазая, твой папаша спит голый! Та-та-та! Та-та-та!
Плачущая Пекола бродила внутри круга. Она уронила тетрадку и закрыла лицо руками.
Мы смотрели, опасаясь, что они могут обернуться и переключить свою ярость на нас. А потом Фрида, сжав зубы, решительно глядя вперед, стащила с головы пальто и бросила его на землю. Она помчалась к кучке мальчишек и стукнула Вудро Чейна по голове стопкой книг. Круг распался. Вудро Чейн схватился за голову.
— Ты чего!
— А ну закройте рот! — Я ни разу не слышала, чтобы голос Фриды был таким громким и ясным.
Может потому, что Фрида была выше, а может потому, что он посмотрел ей в глаза, или ему надоело играть, или она ему нравилась — так или иначе, Вудро явно испугался, что придало Фриде еще больше смелости.
— Оставь ее в покое, а то я всем расскажу, что ты делаешь!
Вудро промолчал, опустив глаза.
Бэй Бой проговорил:
— Врежь ей, приятель! Смотри, как она с тобой разговаривает!
— А ты заткнись, тупица! — вступила я в разговор.
— Кого это ты назвала тупицей?
— Тебя я назвала, тупица, тупица.
Фрида взяла Пеколу за руку:
— Пойдем.
— А в зубы не хочешь? — Бэй Бой погрозил мне кулаком.
— Только попробуй.
— И попробую.
У моего локтя возникла Морин с расширенными от удивления глазами, и мальчишки не захотели продолжать перебранку под ее весенними взглядом. Они смутились, не желая у нее на виду драться с тремя девчонками. Мужской инстинкт подсказал им: надо сделать вид, что мы недостойны их внимания.
— Пошли отсюда.
— Да, пошли. Нет у нас времени с ними дурью маяться.
Пробормотав еще несколько унылых ругательств, они отправились прочь.
Я подняла тетрадку Пеколы и пальто Фриды, и мы вчетвером покинули площадку.
— Этот тупица, он все время девчонок задирает.
Фрида согласилась со мной:
— Мисс Форрестер сказала, что он уже закоренелый.
Читать дальше