Кэтрин Стокетт - Прислуга

Смотрю я на нее — в идиотском розовом наряде, да еще и слегка пьяненькую. Да, пожалуй, нет смысла что-то ей рассказывать, не в том она состоянии.

— Нет, мэм, не надо ей ничего передавать.

— Увидимся сегодня вечером, — обнимает она меня. — Как я рада, что вы тоже там будете и мы сможем поболтать.

— Я буду на кухне, мисс Селия.

— Ой, нужно найти одну хреновинку, булавочку такую… — И, метнувшись к гардеробу, вышвыривает оттуда шмотки, которые я только убрала на место.

«Сиди дома, дура!» — хочется заорать мне, но я молчу. Поздно. Если у руля мисс Хилли, для бедной мисс Селии все уже почти кончено. И, думаю, для меня тоже.

Ежегодный благотворительный бал и аукцион Молодежной лиги Джексона был известен всем, проживающим в радиусе десяти миль от города, как просто «Праздник». Прохладным ноябрьским вечером, к семи часам, гости соберутся в баре «Роберт Э. Ли Отель» на коктейль. В восемь часов распахнутся двери в бальный зал.

Зеленые бархатные шторы украшены букетиками живого падуба. Вдоль окон расставлены столы со списками предметов для аукциона и призами. Лоты преподнесены членами Лиги и местными магазинами; ожидается, что в этом году на аукционе удастся собрать более шести тысяч долларов, на пятьсот долларов больше, чем в прошлом. Все собранные средства отправятся «бедным голодающим детям Африки».

В центре зала, под гигантской люстрой, накрыты двадцать восемь столов, на девять персон каждый. Далее в стороне, напротив подиума, с которого Хилли Холбрук будет произносить речь, место для танцпола.

После обеда предполагаются танцы. Некоторые из мужчин, наверное, будут навеселе, но, разумеется, не мужья членов Лиги. Каждая из этих дам считает себя хозяйкой бала, ответственной за мероприятие, и они непременно станут бесконечно терзать друг друга вопросами «Все нормально? Что сказала Хилли?». Всем известно, что это вечер Хилли.

Ровно в семь в дверях появляются гости, вручают шубки и пальто чернокожим лакеям в серых костюмах. На Хилли, которая здесь с шести вечера, длинное ярко-малиновое платье из тафты. Гофрированный ворот охватывает шею, плотная ткань скрывает все тело. Узкие рукава оставляют открытыми лишь наманикюренные пальцы.

На некоторых из дам чуть более непринужденные вечерние наряды, но длинные перчатки подчеркивают, что они намерены продемонстрировать лишь несколько дюймов эпидермиса. Каждый год, конечно, находится гостья, рискнувшая намекнуть на существование ног или изобретение декольте. Впрочем, не о чем говорить. И эти особы все равно не члены Лиги.

Селия и Джонни Фут прибыли позже, чем планировали, в семь двадцать пять. Вернувшись с работы, Джонни застыл в дверях спальни, зажмурившись от вида собственной жены.

— Селия, тебе не кажется, что это платье немного слишком… э-э… открыто сверху?

Селия подтолкнула его к ванной:

— Ах, Джонни, вы, мужчины, ничего не понимаете в моде! Собирайся скорее.

Джонни сдался, даже не попытавшись убедить Селию. Они и так уже опаздывали.

В двери они вошли следом за доктором и миссис Болл. Боллы отступили влево, Джонни — вправо, и получилось так, что на миг Селия в своем розовом безобразии осталась под падубами в одиночестве.

Все вокруг замерло. Мужья с бокалами виски в руках застыли на середине глотка. Они смотрели, но не верили своим глазам — пока. Но как только реальность стала очевидной — настоящие ноги, настоящее декольте, — лица постепенно начали проясняться. Все, казалось, подумали об одном: наконец-то… Но тут в мужские руки впиваются ноготки жен, тоже уставившихся на это явление, и мужские лбы тут же хмурятся. В глазах, впрочем, сожаление — по поводу неудачного брака (она никогда не позволяет мне повеселиться), воспоминаний о юности (и почему я не поехал в Калифорнию тем летом?), о первой любви (Роксанна…). Все это занимает не более пяти секунд, а затем остаются лишь пристальные взгляды.

Уильям Холбрук проливает свой мартини на чужие лаковые туфли. Внутри обуви — ноги крупнейшего спонсора его избирательной кампании.

— О, Клэрборн, простите моего неуклюжего супруга! — восклицает Хилли. — Уильям, подай свой платок!

Но мужчины не реагируют. Не предпринимают никаких попыток загладить неловкость.

Проследив за их взглядами, Хилли замечает Селию. Открытая миру полоска кожи на шее тоже становится ярко-малиновой.

— Вы поглядите на эту грудь, — выдыхает старикан. — В такие моменты забываешь, что тебе уже семьдесят пять.