Кэтрин Стокетт - Прислуга

— Дважды в неделю? Стюарт, я понятия не имела, что ты так часто бываешь в городе.

Вилка в руке Стюарта замирает. Он затравленно глядит на мамочку.

— Впрочем, вы так молоды, — удовлетворенно улыбается она. — Наслаждайтесь, не стоит воспринимать все так серьезно.

Сенатор водружает локти на стол.

— Для женщины, которая фактически сама сделала предложение прошлой пассии, она, пожалуй, слишком спешит.

— Папа! — Стюарт со звоном швыряет вилку.

За столом повисает молчание, лишь мама тщательно, методично пережевывает очередной кусок. Осторожно касаюсь розовой царапины на локте.

Горничная подает цыпленка, щедро политого соусом майонез, и все с облегчением улыбаются, радуясь смене темы. За едой папа и сенатор обсуждают цены на хлопок, проблемы сельскохозяйственных вредителей. А я наблюдаю за Стюартом — гневное выражение, появившееся на его лице при упоминании Патриции, не исчезает. Интересно, о чем же они говорили с отцом, пока я рассматривала фотографии?

Сенатор откидывается на спинку стула:

— Видели статью в «Лайф»? О парне, еще до Медгара Эверса, как там его… Карл… Робертс?

Поднимаю голову, с удивлением осознав, что сенатор обращается ко мне. Надеюсь, это просто потому, что я работаю в газете.

— Это… его линчевали. За то, что назвал губернатора… — Замолкаю, но не потому, что забыла слова, а как раз потому, что прекрасно помню.

— Жалкой личностью, — произносит сенатор, обращаясь уже к моему отцу. — С моралью уличной проститутки.

Уф-ф, слава богу, меня оставили в покое. Пытаюсь оценить реакцию Стюарта. Я никогда не интересовалась его позицией относительно гражданских прав. Но он, кажется, вообще не слушает, о чем разговор.

— Скажу откровенно, — откашлявшись, медленно произносит мой отец, — мне тяжело слышать о подобной жестокости. — Он медленно откладывает вилку и продолжает, глядя прямо в глаза сенатору: — У меня на полях работают двадцать пять негров, и если кто-либо посмеет тронуть их или членов их семей… Порой мне стыдно, сенатор. Стыдно за то, что происходит в Миссисипи.

Мама, вытаращив глаза, изумленно смотрит на отца. А я потрясена. Не столько тем, что он вообще заговорил о политике, сколько его точкой зрения. Дома у нас газеты всегда лежали фотографиями вниз, телеканалы переключались сразу же, как только поднимались расовые вопросы. А сейчас я горжусь своим отцом, по многим причинам. И клянусь, на миг в маминых глазах, несмотря на опасение, что он погубит мое будущее, тоже вспыхивает гордость. На лице же Стюарта озабоченность, но какого рода — не могу понять.

Сенатор пристально смотрит на папу.

— Я вам вот что скажу, Карлтон, — говорит он, позвякивая льдинками в бокале, и протягивает бокал служанке: — Бесси, принеси мне выпить, будь добра. (Та очень быстро возвращается с новой порцией.) Неразумно было говорить такое о губернаторе.

— Согласен на сто процентов, — отзывается папа.

— Но позже я спросил себя, а соответствуют ли эти слова истине?

— Стули, — грозно шипит миссис Уитворт. Но тут же вновь ослепительно улыбается и произносит таким тоном, будто обращается к непонятливому ребенку: — Стули, нашим гостям неинтересно твое политиканство за…

— Франсин, дай мне высказать собственное мнение. Господь свидетель, я не могу делать это с девяти до пяти, так позволь высказаться хотя бы в своем собственном доме.

Миссис Уитворт по-прежнему улыбается, но щеки чуть розовеют. Она внимательно разглядывает букет белых роз в центре стола. Стюарт, все с тем же гневным лицом, разглядывает свою тарелку. С того момента, как принесли цыпленка, он ни разу не посмотрел на меня. Некоторое время все молчат, а потом дружно принимаются обсуждать погоду.

После ужина нас пригласили выпить кофе на террасе. Мы со Стюартом задержались в холле. Касаюсь его плеча, но он отодвигается.

— Я так и знал, что он напьется и начнет все эти разговоры.

— Стюарт, все в порядке. — Наверное, он имеет в виду беседы о политике. — Мы прекрасно провели время.

Но Стюарта просто трясет от бешенства.

— Патриция — то, Патриция — се, весь вечер! Сколько можно говорить о ней?

— Успокойся, Стюарт, забудь. Все хорошо.

Он нервно ерошит волосы и старается не встречаться со мной взглядом. У меня такое чувство, что он вообще не замечает, что я рядом. А потом я решаюсь признаться себе в том, что и так осознавала весь вечер. Глядя на меня, он думает… о ней. Она здесь повсюду. В злобном взгляде Стюарта, на устах сенатора и миссис Уитворт, на стене, где, должно быть, висела ее фотография.