Маша Трауб: Моя бабушка – Лермонтов

— Нет, надо было тебе капли дать. Тут не пойми что происходит, а она заголовки придумывает! — ахнула Варжетхан и кивнула Альбине.

Альбина потянулась к ведру. Ирочка очнулась от полудремы.

В селе каждая семья делала домашнюю араку и вино. В каждом дворе на зимней кухне или в теплом гараже, который никогда не видел машины, стояли бутыли, самогонные аппараты, висели шланги. На продажу ни араку, ни вино никто не делал, только для домашнего потребления. И у каждой семьи был свой секретный рецепт. Для вина использовали кувшины, обычные бутылки, даже кефирные, стеклянные. А араку хранили и носили в огромных бутылях на десять литров с длинным горлышком темно-зеленого стекла. Закрывалась бутыль здоровенной деревянной пробкой. Откуда в селе появился запас этих, кажется, медицинских бутылок, было неизвестно. А вот пробки, так сказать, аутентичные, считались ценностью. Обычно пробки делали сами, кто во что горазд. Кто резал из дерева, кто из пластмассы, кто сургучом пытался заклеить.

Эти бутылки, без ручек, переносились для удобства в серых цинковых ведрах. Горлышко всегда торчало — ни скроешь, ни прикроешь. Если кто-то нес цинковое ведро — в ста случаях из ста в нем была бутыль с аракой.

Альбина разлила араку — она была лучшим «виночерпием» в селе. То есть умела так наклонить эту десятилитровую бутыль над рюмкой, чтобы не пролить ни капли. Могла налить в десять рюмок с «одного наклона бутыли» и не оставить ни следа на скатерти. Сейчас Альбина наклонила бутыль и пролила мимо, отчего даже бабушка отвлеклась от мыслей об удачном заголовке и с некоторым недоумением оглядела собравшихся.

— А что случилось? — спросила она.

— Это она нас спрашивает! — гаркнула Варжетхан. — Это ты нам скажи, что случилось, пока я тебя лично не отравила собственными травами! Обещаю, отравлю быстро. Но если ты сейчас же не скажешь, почему я ничего не знаю, почему Альбина ничего не знает, почему никто в редакции ничего не знает, то ты будешь долго мучиться. Только я пока не решила — то ли от поноса, то ли от рвоты. И еще скажи — что тут делает эта?

Под этой подразумевалась Ирочка, которая уже лыка не вязала, а тихонько икала.

— Что ты тут делаешь? — заорала Варжетхан Ирочке.

Та икнула и расплакалась.

Бабушка молчала и разглядывала небо.

— Нет, она все-таки не Лермонтов, — объявила Варжетхан, — она такая дура, что Лермонтов не может быть такой дурой.

Конечно, Варжетхан обо всем уже догадалась и просто кипела от ярости.

— Зачем? Зачем тебе это надо? Что ты наделала? Ты о своей дочери подумала? Ты о своей внучке подумала? Она приедет, и куда ты ее приведешь с вокзала? Сюда? Что ты скажешь бедной девочке? А что устроит твоя дочь, ты об этом подумала? Давно в селе не было скандала, о котором потом годами все забыть не могут? Так жди! Сенсация тебе обеспечена!

— Как же я про Ольгу забыла? — пьяно ахнула Ирочка и икнула на сей раз громко.

— А что такого она сделает? — хорохорилась бабушка.

— Ничего такого, конечно, — развела руками Варжетхан. — Тебя она в Терек сбросит, а твоего мужа зарежет, а так, конечно, ничего не будет! Где была твоя голова, когда ты это делала? Почему со мной не посоветовалась?

— Потому что ты бы отговаривать стала. А меня Ольга в Терек не сбросит. Но мужа зарежет, это да, — задумалась бабушка. — Альбина налей еще так, как ты умеешь.

Альбина еще раз исполнила цирковой номер с наливанием араки по рюмкам и опять пролила на скатерть.

— Как ты могла ее зарегистрировать? — продолжала наседать Варжетхан.

Ирочка плакала.

— Как я могла отказать?

— Ты могла бы подвернуть ногу и не дойти сюда! Лучше бы ногу не подвернула, а сломала, я бы лично тебе гипс поставила. Как себе бы поставила. Так нет же, доперлась на своих каблуках, — вопила на все село Варжетхан.

— Что ты кричишь, сейчас все придут, — испугалась бабушка.

А все уже были здесь. В калитку вошла очередная процессия женщин. Мужчины попрятались по домам и сделали вид, что ничего не происходит. Женщин набралось много.

— Что ты сидишь? — гаркнула Альбина на Фатиму Фарзулину, которая чуть ли не под стол забилась. — Предательница! Знала, а нам ничего не сказала, да? Стол такой увидела и ничего мне не сказала, да? Давай вставай, надо людей накормить.

Фатима, младшая из всех оказавшихся за столом женщин, согласно традициям, стала обслуживать гостей под руководством Альбины. Фатима сбегала в «Кафэ-Рэсторан», принесла еды, расставила, еще раз сбегала и еще раз расставила.