Александр Тарнорудер - Остановить песочные часы

— Необходимо и достаточно, — Меир поднимает бокал и ждет, пока я не сделаю того же.

Я неподвижно сижу напротив и смотрю на него в упор.

— Тебя надо погладить по голове, чтобы ты выпила со мной вина? — догадывается он.

— Ага, — моя физиономия расплывается в улыбке, — и не только.

— «Не только» отменяется до тех пор, пока не выдашь свои клетки, — моментально заявляет Меир с язвительной назидательностью.

— Я про «погладить»…

— А, это можно, — сразу же соглашается он.

— Ну и почем нынче в Америке еврейские мозги? — возвращаюсь к начатой Меиром теме.

— Не так дорого, как хотелось бы.

— И все же, если не секрет?

— Point-three-five-bi.

Четырнадцать миллионов — это четыре процента, полагающиеся Меиру, мгновенно соображаю я.

— Небогатый жених с богатым потенциалом — за такое стоит выпить, — снова поднимаю бокал.

— Тебе, наверное, не надо усердствовать с вином.

— Профессор говорил только про солнце и физический труд.

— Ничто так не изматывает физически, как напрасный умственный труд, — медленно произносит Меир.

В этот момент я в очередной раз убеждаюсь, какая незаурядная личность — мой муж. Оставляя за скобками то, что именно его мозги и его идеи проданы за треть миллиарда долларов, из которых самому Меиру достанутся всего лишь считанные проценты, я не перестаю удивляться остроте его философского ума. Как часто мы задумываемся, что кроется за затасканной аббревиатурой PhD, доктор философии? «Я и другие философы считаем…» любила повторять одна мелкая букашка с ничтожного курса, на который я по глупости записалась в универе. А Меир способен одним предложением, одной случайно брошенной фразой перевернуть если не весь мир, то уж точно целый пласт моего понятия о мире.

Живи своей жизнью, не дай обстоятельствам диктовать себе условия — в этом весь Меир. Не то его обидело, что я, наперекор его мнению, приняла самостоятельное решение, а то, что я усомнилась в его способности уважать меня и мое решение.

— Меир, — мой голос дрожит, — я…

— Не надо, Дали, — говорит он очень тихо, — прежде всего, ты должна неделю отдохнуть.

— Похоже, что не дадут.

— Какая разница, где ты стучишь по клавишам и говоришь по телефону? У тебя же больничный есть.

— А за работниками следить? Разболтаются.

— Не смеши. Ты три месяца находилась под чудовищным напряжением. Ты пока что получила всего одну дозу из десяти. Рука не болит? Наверное, уже пришло время для второй.

Ну, почему, почему я в очередной раз не вняла трезвому рассудку своего мужа, его спокойной логике, и потащилась на работу? Инкогнито мое раскрыто, и если бы все кончилось только нарастающей лавиной мейлов да звонков, то это было бы еще полбеды. А так, дойти до туалета и элементарно пописать оказывается нешуточной задачей. Каждый встречный считает своим долгом остановиться, засвидетельствовать свое почтение и восхищение, и расспросить о моем драгоценном организме. Интересуются здоровьем Даны и состоянием Иланы, о которых у меня нет никакого понятия. Есть и такие, кто рассказывает случаи из собственной жизни или жизни родственников и друзей. Ни о какой работе речи нет, поскольку в кабинете тоже не дают покоя многочисленные паломники, считающие своим долгом отметиться, как перед святым образом. Вдобавок, ближе к обеду на меня наезжают двое из отдела общественных отношений в сопровождении фотографа: Рахель и Зива, которые порхали вокруг нашего VP на той достопамятной презентации серого квадрата.

— Ну, как дела? — интересуется Меир по телефону.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Да нет, — я чувствую, что он с трудом подавляет приступ смеха, — просто интересуюсь.

— Ты был прав, как всегда, не надо было мне на работу выходить.

— Ладно, Дали, шутки в сторону. Завтра к одиннадцати вечера истекает последний для FTC срок. В случае положительного ответа все подписанные соглашения вступают в силу автоматически. Пойди к Ронену и поставь его перед фактом, что ты на больничном, и больше на этой неделе не появишься.

— Мне бы со своими проблемами справиться, и так прохода не дают.

— А еще выяснится, что у тебя муж — миллионер. Думаешь, простят?

— Так что, мне теперь всю жизнь в четырех стенах сидеть?

— Через неделю шумиха уляжется. Скажи Ронену, что дома от тебя больше пользы будет.

Добираюсь до дома и чувствую страшную усталость и слабость. То ли это лекарство начинает так действовать, то ли стресс последних месяцев дает себя знать. Накануне объявления о сделке Меир предусмотрительно отправил девочек на неделю к своим родителям, поэтому, кроме пары кошачьих, кормить мне некого. Какое-то странное состояние подвешенности. С одной стороны, все ближе день, когда у меня должны взять кровь, профильтровать и вернуть на место. Не то чтобы я боюсь этого, мне очень подробно все объяснили и рассказали, но гложет постоянно мыслишка, что даже самая простая и рутинная процедура может пойти не так, как надо, и привести к непредсказуемым последствиям. С другой стороны — Меир, его старт-ап. Трудно себе представить, в каком напряжении находится сейчас вся их фирма, когда истекают последние часы до ответа американцев. Днем и ночью непрестанно крутится в голове мысль, что приближается в жизни поворот, за которым навсегда могут остаться все семейные финансовые проблемы. За которым меня ожидает свобода.