Александр Тарнорудер - Остановить песочные часы

Одного из основателей технического анализа как-то спросили, почему этот самый анализ продолжает работать, несмотря на то, что мир радикально переменился.

— А что изменилось? — ответил патриарх экономики и лауреат Нобелевской премии, — миром по-прежнему движут все те же два фактора: жадность и страх.

Мною движет страх, как его ни называть: иррациональный, подспудный или реальный. Страх перед тем, что будет, если следующий анализ окажется положительным. Он поселился во мне и не дает ни минуты покоя. Работа отходит на второй план, и меня все чаще просто смешит «суета вокруг цифири», которой столь серьезно заняты окружающие меня люди. Мне все труднее отказать себе в очередной сигарете. Я встречаю на крыше Илану, мы вместе курим, иногда отправляемся обедать в дешевый ресторанчик, оплачиваемый нашей фирмой и популярный среди сотрудников. Без всякого умысла или намерения я часто обнаруживаю себя сторонним наблюдателем обсуждения производственных или бытовых проблем, которого совершенно не затрагивают эти проблемы. Я замечаю отсутствующий остановившийся взгляд Иланы и понимаю, что мысленно она находится не здесь, а совсем в другом месте. Мне приходит в голову, что, по сути, всеми людьми в жизни движет страх. В основном, это страх перед будущим, перед неизвестным. Страх потерять работу, страх перед смертью, перед болезнью, страх стать жертвой преступления или дорожной аварии. Можно продолжать этот список до бесконечности. Страх культивируется средствами массовой информации, он выгоден всем: и правительству, и работодателям. Испуганные люди покорны и легко поддаются воздействию, ими просто манипулировать, чем охотно пользуются все политики от края до края. Люди боятся будущего, боятся перемен, боятся остаться одни, остаться без средств к существованию. Им свойственно сбиваться в группы, которые обещают им защиту, будь то местная синагога или клуб филателистов. А крепче всего их держит место работы, незаметно подменяя страх преданностью и любовью. Там, где нет и не может быть никаких сентиментов, рождается сентиментальное послание миру:

— мы делаем его лучше

— мы делаем его доступным

— мы делаем это вместе

— мы стоим за свершениями

Эти лозунги универсальны. Их можно найти в колхозе, в киббуце, в любой политической партии. Вот уже много лет их подают под разными соусами, как селедку под шубой или щуку по-жидовски. А в последнее время даже самая большая щука, чтобы не быть прищученной очередным рвущимся к славе писакой, должна облачиться в зеленые одежды и бить хвостом налево: «МЫ ДЕЛАЕМ МИР ЛУЧШЕ». Но этого, естественно, мало, потому что лучший из миров должен непременно узнать о своих благодетелях, и тогда у костра бьют в там-тамы, на площадь выходят глашатаи, перед телекамерами появляются вице-президенты по связям с общественностью и являют публике очередной серый квадрат:

— мы прокладываем путь

— мы стремимся к совершенству

— мы открыты ветру перемен

— мы привержены нашим клиентам

— наш идеал — в простоте и доступности

— мы — одна компания

Узнаю от Иланы, что со времени раздутого прессой скандала ни одна живая душа не появилась в лаборатории, чтобы сдать кровь на совместимость. Мы как две узницы, ожидающие приговора по одному делу. Время уходит, истекает отмеренный песок в часах. Для меня каждый прошедший день — вызволение, для Даны — приближение конца, для Иланы — непреходящий ужас. С каждым днем уменьшаются шансы, понижается вероятность.

Песок сыплется с неумолимостью закона тяготения, называемого всемирным. По утрам я чувствую себя песочными часами, которые перевернули за секунду до того, как я открыла глаза, и которым выделено на жизнь строго учтенное количество песчинок. Иногда я сама — песок, в который затесался чужеродный объект, закупоривший течение времени. Дома меня окружают повседневной заботой, которой я бы только порадовалась в другое время, но сейчас она служит постоянным напоминанием о приближающемся сроке последнего анализа и вызывает лишь раздражение. С другой стороны, тактика постоянной пропаганды и убеждения, развернутая моими родственниками по всему фронту, начинает действовать, и я, в глубине души, прихожу к убеждению, что скандал в средствах массовой информации — это не более чем обыкновенная журналистская утка. Самое противное, что червяк сомнения не исчезает совсем, а продолжает ворочаться где-то глубоко внутри, не давая покоя ни днем, ни ночью.