Бен Стайнер - Что случилось с Гарольдом Смитом?

ПАВИЛЬОН: В ТЕЛЕФОННОЙ БУДКЕ – ВЕЧЕР

Винс звонит из телефонной будки.

ВИНС

Полиция?… Я хочу сообщить вам о хулиганском нападении панка…

Что ж, я выполнил свой долг.

Долг? Гм. Я вдруг подумал, что вызывать полицию – это как-то не очень панково. Но дело сделано. Придется дожидаться полицейских, пусть разберутся с Найджелом Даскингом, к которому я, хочу отметить, не испытывал привязанности или каких теплых чувств.

Но не стану скрывать – мне было до смерти любопытно, что же происходит в доме? Шум и крики стихли. Я подкрался к разбитому окну, пригибаясь, чтоб не увидели, стараясь не наступать на осколки, чтоб те не захрустели и в доме никто не услышал.

В доме было очень, очень тихо.

На мгновение мне подумалось: не дай бог он там всех поубивал.

Потом я заглянул в комнату и понял, что не все так страшно.

Но я бы меньше удивился, если б увидел кучу трупов.

Даз и отец панкушки сидели на кушетке и резались в невинный скрэббл. Впрочем, сбледнувший отец панкушки, судя по лицу, озабочен был скорее промышленных размеров кучей, из-за которой штаны его сзади заметно отяжелели.

И кто бы бросил в него камень?

А вот Даз играл увлеченно. Кто бы мог подумать, чтобы чокнутый панк и ирокез по совместительству может так самозабвенно играть в скрэббл.

Что доказывает нам: не следует судить о книге по обложке, да?

И вот они играют, ход Даза: и тут глаза его загораются, и он по-деловому начинает выкладывать фишки.

Если я не ошибаюсь (а мы еще с Уолтером придумали и пытались запатентовать стрип-скрэббл, вариант Великой Игры для современного подростка), и если память мне не отказывает, ССАКИ = 6 очков, ГОВНО = 7 очков, ДРОЧИЛА = 12 очков, и – апофеоз всех матерных слов – БЛЯДЬ = 13 очков.

Ну, каков твой ход, Даз?

Поразительно, но Даз не выбрал ни одно из этих слов.

Кажется, он выложил еще какое-то слово, особенное – или Даз так думает. На лице его играет довольная ухмылка.

– Ходи!

Отец панкушки смотрит на это слово. И становится очевидно, что он является поборником игры по правилам и во имя этих правил готов рискнуть головой.

– Мне кажется, слова «крантык» не существует.

Даз не реагирует.

– ХОДИ!

Но его соперник отстаивает истину.

– Позвольте, я сверюсь со словарем.

И он тянется к словарю, но Даз опережает его, хватает словарь и швыряет его в стеклянную горку, где выставлен выпендрежный фарфоровый сервиз, из тех, что передают из поколения в поколение и хранят для самых торжественных случаев, и сервиз не будет особо выпендрежный, если его склеить из осколков, поэтому теперь все это можно только замести в совок и выбросить на помойку. Жаль сервиз, но Даза он мало колышет – его колышет слово «крантык».

– МУХЛЕВЩИК ХРЕНОВ!

Этот эпитет приводит в чувство отца панкушки, и он готов сотрудничать.

– Прекрасно. Замечательно. Пусть будет крантык. Позвольте, я теперь…

Фишек нет. Опоздал.

– СУКА!

Даз вскочил, глаза налились кровью, руки сжаты в кулаки, и я подумал, господи, не удивлюсь, если панкушкин папаша уже наложил в свои коричневые штаны, и, кажется, папаша уже и сам заметил, озирается, ищет, куда бы слинять, ищет оружие и внезапно, кажется, находит, но меня удивляет выбор.

Он решил драться словом.

– Послушайте, молодой человек… это глупо. Я полностью на вашей стороне.

Но погодите – может, он и прав. Потому что Даз замирает, склонив голову набок, сморщив нос.

– А?

Ага, Питер нащупал слабое место. И наносит удар.

– Даз, как и вы, я презираю буржуазное общество. Я, как и вы, считаю буржуазию пресыщенными людьми, погрязшими в неразрешимых этических противоречиях. Я уповаю на революцию – пусть не в таком виде, как предвидел Маркс, но тем не менее. Я такой же, как вы, только ваш протест внешний, весь ваш гордый облик говорит об этом, мой же протест является составляющей моей внутренней жизни…

Вот теперь он оседлал своего конька: почему-то прихрамывая, он спешит к каминной полке, берет гипсовый бюст Ленина и размахивает им у Даза перед носом.

– Видите? Это Владимир Ильич! Ленин!

И вручает бюст в руки Дазу, улыбается, всем своим видом говоря: «Вот видишь?» Даз разглядывает бюст, хмурится и выдает свой взвешенный ответ:

– Отстой!

И разбивает голову Владимира Ильича Ленина о голову отца панкушки.

Ой.

За спиной я слышу цокот конной полиции, вой сирен. Наконец-то.

НАТУРА: ВОЗЛЕ ДОМА РОБИНСОНОВ – НОЧЬ