Вионор Меретуков - Дважды войти в одну реку

— А можно без страданий?

— Нет, так уж заведено, чтобы старый человек с набором качеств, подобных тем, которыми обладаете вы, прежде чем лечь в землю, должен отведать мучений по полной программе, должен испить, так сказать, полную чашу страданий. Так что, подумайте, время у вас… — он посмотрел направо, потом налево: — Как у него со временем, господа?

— Чего-чего, а времени у него навалом.

— Ну, вот и славненько! Ступайте. А мы пока тут продолжим… Кто там следующий?

Появился какой-то светлоглазый старичок в черной паре и белых тапочках. Рядом с ним стоял дежурный апостол, как две капли воды похожий на Святого Петра.

Лёвин от неожиданности крякнул.

Лёвинский апостол посмотрел на Тита и пояснил:

— Нас тут много, апостолов-то…

Потом взял Тита за руку и вывел из безразмерного помещения.

Ступая по плиткам пола, Лёвин заметил, что он их почти не касался, он как бы парил над ними, с легкостью передвигаясь в пространстве. Всё это напоминало детский сон.

За несколько часов апостол Петр успел показать Титу устройство Подземного Мира.

Апостол предложил Титу, чтобы не терять время даром, проделать необычную экскурсию по воздуху.

— Не пешедралом же топать! Знаешь, какие у нас тут расстояния!

Апостол Петр на выбор предложил швабру, метлу и веники.

— Новые крылья не завезли, — пожаловался он, — а старые поизносились, можно, простите, и наебнуться… А эти летательные аппараты позаимствованы у наших инфернальных коллег… на время. Настоятельно рекомендую взять веник, вот посмотрите, веник из сорго, первый сорт, прошивной, сносу нет! А вот банные…

— На них, что, тоже?..

— Еще как! Банный веник создает волшебную иллюзию полета в облаках ароматного банного пара. Отличные веники, все как на подбор! Из липы, осины, дуба, можжевельника, из кудрявой или серебряной березы…

Тит, ставший вдруг острожным, подумал-подумал и остановился на метле…

Полет не был стремительным, но передвижение было необычным. И как-то так всё устроилось, что… словом, как-то всё удачно и складно устроилось, и в короткое время апостол Петр показал Титу очень много интересного. Например, зал с огромным телевизором, по которому можно было смотреть последние известия со всех концов покинутого света и новости, касающиеся положения дел уже здесь, в Загробном мире…

Зал поражал размерами и красотой. На сверкающие серебряными искрами мраморные плиты пола с немыслимой высоты низвергались водопады шелковых и бархатных портьер.

Мягкий свет сокрытых от глаза лампад и светильников ложился на головы и спины грешников — а в Загробном мире, понятное дело, пребывают только грешники — и делал их похожими на камни булыжной мостовой, по которой хотелось с гиканьем и пьяными вскриками промчатся на сказочной гоголевской тройке.

На экране Тит увидел знакомую телеведущую с гладкой прической, которая нейтральным тоном рассказывала о достижениях, достигнутых под чутким руководством какого-то господина с холодными глазами…

Потом экран затуманился, и перед Титом замелькали картинки…

Он увидел свою последнюю жену, со скорбным видом готовящую ужин своим чертенятам…

Потом еще какую-то женщину, кажется, когда-то им обманутую и брошенную с маленьким ребенком… Но сейчас она была без ребенка, и взгляд ее был безумен…

…Портьера пошла в сторону, и из тьмы выплыли страдающие глаза его давно умершего отца… Рядом стояла мать, которая кивала головой, кивала… и что-то шептала сухими губами…

Потом появилась физиономия неизвестной твари, гнусная, хихикающая, как у мартышки в зоопарке.

Потом плохо пробритый кадык с крупными каплями густеющей крови, а рядом — лезвие, аккуратно и чисто вытертое вафельным полотенцем.

Пораженный Тит увидел захватанное пальцами зеркало в ванной, спутанные волосы на полу, паутину на потолке и быстро кружащего по ней паучка, неумолимостью напоминающего кредитора. А в зеркале появилось бледное лицо самого Тита. На лбу и небритых щеках засохшие ручейки пота и мутные бусинки слёз, которые выжали из себя бессмысленные глаза. На влажной дрожащей ладони часы, показывающие полночь, которая давно наступила…

…Потом какая-то тусклая комната, окно давно не мытое, на подоконнике пепельница с горой окурков, по стеклу дождь барабанит.

За окном — голая ветка, мелко дрожащая на холодном ветру. Свет за окном серый. Это значит, что всё, что находится там, за окном, от черной ветки, сотрясаемой от дрожи, до Атлантического океана, Скалистых гор, Сахары, непролазных болот Амазонии, лондонского Тауэра, Большого Каменного моста, капельки кровавой мочи на стенке писсуара в туалете парижского кафе, титановой плевательницы перед входом в Хрустальную пещеру, гниющего распятия на Лысой горе, грязной воды, с плачем и грохотом низвергающейся в канализационную преисподнюю, истрепанной книги, раскрытой на слове "проклятие", — всё серо, серо, серо…