Вионор Меретуков - Восходящие потоки

Я как раз разговаривал с администратором об окаянном чахоточном… Я ему доказывал, что чахоточные имеют отвратную привычку громко кашлять не только днем, но и ночью. Особенно ночью!

А я этого не выношу. Я хотел, чтобы его переселили на другой этаж или вообще выкинули к чертям собачьим из отеля, в котором пока еще останавливаются приличные люди.

Я сказал, что не усну, если за стеной какая-то мерзкая скотина будет сморкаться, перхать, чихать и кашлять на всю гостиницу.

А тут эта пара подплывает к стойке администратора… И, представляешь, в это мгновение этот фальшивый денди вдруг закашлял! Закашлял тем самым омерзительным кашлем. Я не мог ошибиться.

Пока этот козел кашлял, я увидел, что следом за парочкой шел бой и на тележке вез их чемоданы. Чахоточный и его обольстительная подруга выписались из гостиницы на моих глазах.

Слава Богу, все разрешилось само собой, и теперь я буду спать спокойно! Но какова женщина! Кто мне ответит, почему у всяких заморышей бывают такие божественные любовницы?! Кстати, у нее был несколько встрепанный вид, словно она не спала всю ночь. Я понимаю, ее: как тут уснешь, если рядом кто-то кашляет во все горло.

Я-то знал, почему у красавицы был такой встрепанный вид. Да и у меня был вид, наверно, не лучше. Это всё шампанское, будь оно проклято! Если его пить галлонами…

Мы зашли в кафе. Сели у открытого окна и заказали напитки. Беттина — безалкогольный фруктовый коктейль. Карл заказал рюмку водки и пива. Я попросил принести мне виски со льдом. Мне надо было собраться с мыслями.

— Что меня удивляет в вас, Карл Вильгельмович, — чопорно сказала Беттина и потупила глазки, — так это… — Она показала на часы, было около одиннадцати утра, и потом — на напитки Карла.

— Ты права, моя дорогая, — ответил Карл покровительственно и поднес рюмку ко рту, — пить по утрам — это чрезвычайно вредная привычка. Но, видишь ли, я весь состою из дурных привычек. Вот эту привычку, пить по утрам, я воспринял от этого сукина сына, — Карл указал на меня. — Знала бы ты, как мучительно трудно проходил процесс обучения. Особенно, когда не хватало денег на бутылку.

Я отпил из своего стакана и спросил:

— Беттина, почему этот поросенок называет вас по имени и на "ты", а вы?..

Беттина усмехнулась.

— При знакомстве мы выпили на брудершафт и, я уже раскрыла рот, чтобы сказать ему "ты", как Карл… как Карл Вильгельмович оборвал меня, сказав, что из-за разницы в возрасте и социальном положении факт брудершафта касается только одной из двух договаривающихся сторон. И отныне он будет говорить мне "ты", а я по-прежнему должна говорить ему "вы". Он сказал, что такое уже бывало, первый такой прецедент произошел еще в 19 веке и описан в книге какого-то русского аристократа, кажется, графа Игнатьева.

В этот момент к нашему столику подошла сухопарая, очень некрасивая дама. Я узнал ее, это она сидела в холле во время моего поспешного бегства из отеля в Сан-Канциане. В двух шагах позади дамы стоял мужчина с усами.

— Я услышала русскую речь… — обратилась она ко мне. — А потом присмотрелась. Я вас узнала…

Карл медленно поставил рюмку на стол.

Я напрягся и пристально посмотрел женщине в глаза. Я готов был защищать свое инкогнито до последней капли крови.

— Вы ошибаетесь, мадам… — начал я.

— Мы с вами жили в одном отеле, там, на озере…

— Ну и что из того? — спросил я грубо. Я подумал, а не они ли сидели в темно-зеленом "Мерседесе", который преследовал меня?

— Простите, Игнатий… Вы ведь Лунь, Игнатий Львович? — она широко улыбнулась. Я заметил, что у нее вставная челюсть.

У меня хватило сообразительности неопределенно пожать плечами: в этом мире все возможно: возможно, я и Лунь. Действительно, почему бы мне не быть Лунем, если я уже успел побыть и Павлом, и Полем, и Полом, и Паулем, и Паоло…

— Я еще хотела там, в Сан-Канциане, окликнуть вас. Но вы так стремительно умчались… Игнатий Львович, неужели вы меня не узнаете? Я — Мормышкина, — в ее голосе сквозила обида.

Я постарался изобразить на лице сосредоточенную задумчивость, смешанную с радостью предстоящего узнавания.

— Вспомните, Арбат, Донской переулок, коммунальная квартира на третьем этаже, мы же соседи… Я Мормышкина, Эльвира Ивановна. А это мой муж, Ираклий Константинович, он у меня грузин, — она зарделась, — вы его не знаете, я с ним познакомилась уже после… после того как вы переехали на новую квартиру.

Мне пришлось встать. Ее спутник сделал полшага назад, выпятил грудь и с достоинством подкрутил ус.