— У меня много девчонок, могу поделиться… — перебил я его.
И повесил трубку. Такое вот, понимаете, состязание в остроумии…
Спокойствие далось мне нелегко. Я вовсе не был абсолютно уверен в своих способностях влиять на людей при помощи сглаза. Одно дело — противный толстяк-американец или уголовный тип из прошлого, другое — вполне реальные мерзавцы из настоящего.
— Кто это был? — спросила Дина.
— Ты где пропадала? — вместо ответа набросился я на нее. — Почему ты от меня ушла?
Мы с Диной сидели за разрушенным пиршественным столом, присматриваясь друг к другу. Дина была так красива, так желанна… Короткая юбка открывала умопомрачительные колени, две верхние пуговицы блузки были расстегнуты… О, эти порочные мучительницы, вернувшиеся от других мужчин… Я почти не сомневался, что Дина мне изменяла. И от этого хотел ее еще больше. Я не мог дышать полной грудью — я боялся задохнуться, потому что от Дины исходил медовый запах измены.
— Долго рассказывать… — сказала она.
— Я не тороплюсь. Чтобы что-то решить, я должен знать, какого еще сумасбродства мне ждать от тебя.
— Хорошо. Но скажи сначала, кто тебе звонил?
— Все те же ненормальные, о которых писал Юрок. Не понимаю, что им от меня нужно…
— Похоже, им нужен не ты, а твои способности. Представляешь, какую ценность ты бы имел для них, если бы согласился на них работать? Ты же можешь устранить любого конкурента! И все будет шито-крыто. Законники еще не выдумали статью об уголовном наказании за сглаз.
— Где ты пропадала?..
— Все очень просто. Я получила приглашение…
Ах, как лгут эти проклятые зеленые глаза! А я им верю. Я заставляю себя верить в то, что приносит успокоение.
По словам Дины, выходило, что ее услышал некий знаменитый импресарио, когда она в день приезда вместе со мной плыла в гондоле и голосила на всю Венецию.
Агенты импресарио подкараулили Дину, когда она в один из дней, оставив меня валяться в номере на диване, гуляла по набережной.
— Ты же знаешь, я всегда хотела стать певицей. Я немного училась пению… Но петь в этих ужасных ансамблях!.. Нет, никогда! Пусть Юрок лопнет от злости, но я не могу! А Витторио предложил мне оперную сцену…
— И ты поверила?! Ты знаешь, сколько лет надо учиться, чтобы, даже имея превосходный голос, стать оперной певицей?
— Голос у меня есть…
— Не могу не согласиться. Но для тебя надо построить какой-то особый театр. Потому что, если ты запоешь хотя бы вполсилы, стены "Ла Скала" не выдержат и рухнут. И кто этот… Витторио?
— Я же сказала. Импресарио. Знаменитый Витторио Нурикелли. И, разумеется, никто не собирается сразу же давать мне главные роли. Я буду учиться. Он сказал, что у меня уникальный голос… Осенью мне надо снова быть в Милане.
И чего это я так взвился? Уж не зависть ли это?
— Прости меня, — я почувствовал легкое раскаяние, — голос у тебя, действительно уникальный.
— И ты прости меня, — она встала, сделала два неуверенных шага и опустилась на колени передо мной.
— А как же наше будущее?.. — мстительно спросил я, вспомнив ее прощальное письмо.
Она не ответила…
…Все началось, когда я был ванной. Дина на кухне мыла посуду. Выстрела я не услышал. Что-то звякнуло в столовой. Ну, звякнуло и звякнуло. Мало ли что могло звякнуть?
И все же я, на ходу вытирая руки, вышел из ванной и заглянул в столовую. Подошел к окну. Аккуратная дырочка, размером с канцелярскую кнопку. И разводы трещин вокруг нее.
Некоторое время я с интересом рассматривал эти симпатичные трещинки.
Господи, что же я делаю?!
— Дина! — закричал я.
В этот момент я услышал, как вторая пуля, пробив оконное стекло, прошла настолько близко от моей головы, что я почувствовал ее всесокрушающую, безжалостную и бессмысленную силу.
Стекло с отвратительным звоном разлетелось на крупные осколки. Звук, с которым пуля пронизала пространство комнаты и вонзилась куда-то в стену, заставил замереть от ужаса мое сердце. Можно было сказать, что смерть пролетела рядом с моим ухом. Так сказать, просвистела над головой…
Впервые испытанное ощущение отличалось новизной и непохожестью на все то, с чем мне доводилось встречаться прежде. Все же я не солдат-контрактник, и меня нервируют пули, летающие как мухи. А если бы пуля попала мне в голову? Во рту появился омерзительный привкус. Будто я только что проглотил ржавую селедку, вымоченную в ацетоне.
— Дина! — закричал я, лязгая зубами от страха. — На пол! Пригнись! Ложись на пол!
Читать дальше