Вионор Меретуков - Меловой крест

Происхождение мысли божественно.

И хотя в одной умной книге и говорится, что в начале было слово, язык все же придумали люди.

Мысль совершеннее языка.

Человек привык облекать мысль в слово.

Этим он опрощает мысль, приспосабливая ее к своему несовершенному языку.

Опрощенную, приглаженную мысль легче положить на полку.

…Описать точно то, что я внутренним, чувственным зрением увидел, когда посетил с Ундиной иной мир, невозможно. И все же я попытаюсь. Хотя я и вооружен лишь таким беспомощным инструментом, как великий и могучий.

…Сначала исчезла комната, в которой я развлекал себя пивом. Исчезла комната, знакомая мне с детства. Где каждая вещь несла в себе знаки разных времен и разных сторон моей жизни. Где все напоминало о ком-то или о чем-то…

Дальше уместно употребить слово "воспарить".

Мы воспарили над комнатой, домом, городом, землей.

Я не чувствовал своего тела. Я не видел его. Но это был я.

Я летел вверх, я чувствовал это, я поднимался ввысь в чистом, теплом, сияющем свете золотисто-голубого эфира, клубясь и сливаясь с этим светом, становясь частью его. Ничего подобного я не испытывал никогда. Даже во сне.

Я понимал, что Ундина где-то рядом.

Покой, покой, покой был во мне. Казалось, он теперь будет со мной всегда. Я посмотрел вниз, на оставляемую далеко позади землю и увидел лишь золотой туман, скрывавший прошлое. И чувство томительной беспредельной радости охватило меня.

Я был абсолютно свободен. И абсолютно счастлив, потому что моя совесть не была отягощена грехами, которые остались на земле. Среди этих грехов было и убийство человека… И желание смерти другому, самому близкому мне, человеку…

Мое восприятие происходящего не было похоже на то, к чему я привык с рождения. Отсутствие тела, которое, казалось, и было Сергеем Андреевичем Бахметьевым и к виду которого привыкли окружающие и я сам, каждый день по нескольку раз видящий свое отражение в зеркале, никак не мешало мне.

Напротив, я чувствовал непривычную, ничем не сдерживаемую свободу. И это чувство безмерной свободы переплеталось в моей душе с безмятежным восторгом всепрощения.

Я удивлялся, как я мог до сих пор существовать без этих, таких простых и понятных, ощущений. Я, занятый каждодневной мелочной рутиной, всю жизнь проходил мимо главного, не считая это главным.

Я принимал за главное второстепенное. И бездарно, беспечно тратил невозвратные годы на это второстепенное, изо дня в день убивая в себе данный свыше счастливый дар жизни.

Мне припомнилось, что Юрка посетили подобные мысли, когда он неожиданно для себя избежал угрозы лишиться подствольной части своего детородного органа.

Оказывается, к некоторым разделам Истины можно подобраться разными путями…

…В голубом сияющем свете эфира мерцали мириады золотых пылинок. Омываемый золотым теплом, я поднимался все выше и выше.

Я вдруг обрел тело, но это было другое тело. Оно не было отягощено земными болезнями, оно было продолжением моей души… И оно было прозрачно. Сквозь него я видел золотые блики астральной пыли, клубящейся вокруг меня.

Наше воспарение продолжалось. Впереди был яркий, никогда на земле не встречавшийся мне свет, который не слепил меня, а успокаивал.

Мы оказались на берегу озера. Темно-синяя хрустальная вода омывала низкие песчаные берега, покрытые изумрудными полянами, на этих полянах, прямо на траве, сидели люди в белых просторных одеждах. На их лицах я прочитал выражение неземной радости, спокойного восторга и благодати.

В еще остающееся земным сознание ворвалась несвоевременная мысль о поразительной похожести этих счастливых обитателей Рая на пациентов какой-нибудь дорогой психиатрической лечебницы где-нибудь в предгорьях Тюрингского Леса или Швейцарских Альп.

Обозвав себя нравственным извращенцем, я отогнал недостойную мысль, изо всех сил желая духовно соответствовать тому, что было вокруг меня, и стараясь сосредоточиться на хороших, положительных мыслях о вечном покое и своем духовном возрождении.

Я увидел сияющие глаза Ундины, и мною овладело предчувствие беспредельного счастья. Я уже знал, кого встречу через мгновение. И они явились, эти бесконечно дорогие мне создания, покинувшие меня в разные годы.

Они возникли внезапно, как добрая, долго ожидаемая неизбежность. Они обступили меня, и слезы печальной радости полились бы из моих глаз, если бы моя душа могла плакать.

Если бы мои уста могли говорить, я бы спросил каждого из них о том, о чем не успел спросить их тогда, когда они были живы. Но они поняли меня, и я узнал от них, что все равно все ответы надо искать на земле. При жизни.