Вионор Меретуков - Меловой крест

Повторяю, хорошо быть свободным художником.

Говорю это с позиций человека, познавшего все это и умеющего ценить свободу, которая, если верить основоположникам научного коммунизма, есть не что иное, как осознанная необходимость.

Кстати, что это такое — осознанная необходимость, и как она сопрягается со свободой, я, как ни бился, так никогда и не смог понять. И думаю, в этом своем непонимании я не одинок. И уж совсем непонятно, зачем было так сложно зашифровывать понятие свободы? И что бы там ни говорил об этом Карл Маркс со своим дружком Энгельсом и как бы ни философствовал по тому же поводу Лев Толстой, по-моему, свобода так и останется просто свободой, даже если эти уважаемые люди на том свете наложат в штаны…

Итак, я ценю свободу, пусть даже и неосознанную.

Я люблю свою работу. Я ей предан. Она — мое призвание. Без нее я полутруп…

Повторяю, я люблю свою работу, которая иногда дарит мне обманчивое ощущение кратковременной власти над постоянно меняющимся миром.

Но я люблю свою работу еще и за то, что мне спозаранку не надо сломя голову каждый божий день лететь на работу.

Разбудил меня не звон будильника, а запах кофе, который распространился по квартире как вестник безалкогольного, здорового образа жизни. Нежась в постели, я, не открывая глаз, опять размечтался. Пред мысленным взором предстала рекламно-плакатная красота.

Голубая лагуна… Золотой песок частного пляжа…

Ровное дыхание лежащей рядом очаровательной девушки со смуглой нежной кожей, которая пахнет порочной юностью и солеными морскими брызгами…

Далекий белый парус в зыблющемся мареве горизонта…

Холодное вино из оплетенной пузатой бутыли…

Я облизнул пересохшие губы, потянулся и громко зевнул. Заныло тело. Душа властно потребовала пива.

Я услышал, как по коридору кто-то поспешно прошлепал босыми ногами. Я открыл глаза. Двери резко распахнулись, и в спальню вбежал голый Юрок. Он вращал выпученными глазами и кричал:

— Только что в окно влетел… в окно влетел!..

— Кто влетел, зачем влетел? Говори спокойно. Неужели Алекс вернулся?..

— Какой еще, к черту, Алекс! Попугай! Огромный такой! С перьями! Матом ругается!..

— Ясно, это Нюша. Соседская приватная птица. Она часто залетает. Залетит, поматерится и улетит. Не бойся, она не кусается. Совершенно безобидный попугай…

— Безобидный?! Не кусается?! На, смотри! — взревел Юрок и протянул окровавленный палец. — Заражение крови обеспечено! Разводят всяких проклятущих тварей…

— Успокойся. Не кричи так! Испугаешь попугая…

— Как же! Испугаешь эту кровососиху!.. Кстати, она там нагадила в твои тапочки, — наябедничал на Нюшу Юрок.

— Ну, как брачная ночь?

— Какая там брачная ночь! Я проснулся в кресле. Жестко и страшно неудобно. А тут еще плед намотался на шею и чуть меня не удавил… Скажу честно, спать сидя — кошмар. Отлежал, вернее, отсидел себе все тело. И еще, всю ночь снились какие-то образины с ножницами. Все приноравливались отхватить мне яйца… Хорошо еще, что я спал в брюках…

— А почему ты сейчас голый? — безразличным голосом спросил я.

— Это я уже потом разделся, когда принялся искать эту, как ее… сладкоголосую птицу юности. Не все же ей шампозу лакать стаканищами и орать как на пожаре… А тут припожаловала эта твоя проклятая безобидная тварь… Я ее — гонять, а она меня — кусать. Не до баб тут…

Завтракали по-домашнему. Мы с Юрком в трусах. Нюша, поразительно похожая в профиль на одного моего давнего приятеля, знаменитого художника Симеона Авелевича Шварца, некоторое время неподвижно сидела на люстре, потом, бросив свирепый взгляд на Юрка, грязно выругалась и вылетела в окно.

Ундина успела вымыть голову и сидела в кресле с полотенцем на голове, намотанным на манер тюрбана. Она была в моем халате. Судя по всему, обладательница трубного гласа чувствовала себя в моем доме довольно свободно. Чего стоит ее вчерашнее выступление, от которого у нас с Юрком чуть не полопались барабанные перепонки!

Когда Юрок отправился принимать душ и бриться, я внимательно посмотрел на девушку. Только сейчас я по-настоящему рассмотрел ее. Она была очень красива.

За ночь в ее внешности произошли необъяснимые перемены. Я долго, откровенно разглядывал ее.

Когда я утверждал, что вторую часть ночи спал без сновидений, я кривил душой. Мне снилась эта девушка. Именно эта девушка. Не та вульгарная провинциалка, которая свистела возле спальни, опивалась шампанским и потом, вывалившись из кресла, как пьяный извозчик, храпела на полу, а это воздушное создание с тюрбаном на прелестной головке.