Михаил Бутов - Свобода

А дальше уединяется и размышляет, покуда дым из ушей не повалит, как станет добывать необходимые суммы — причем путем надежным и безопасным.

— Хорошо бы, — сказал я, — до тебя дошла одна несложная мысль.

Эти деньги — все, чем я располагаю. И они мне нужны. Лафа с квартирой — не навсегда. Скоро закончится.

Он ответил, что долго думать ему ни к чему. На подходе многообещающие гешефты. Потом, его сослуживец — бывший прапорщик — предложил симпатичную идею. У Андрюхиных родителей есть видеомагнитофон. У прапорщика — машина и масса армейских связей.

Можно разъезжать по частям московского гарнизона, окормляя воинов фильмами про ковбоев, а офицеров — датской порнографией.

Так что мне нечего волноваться. Даже если Андрюхе завтра выставят процентов двести, через пару месяцев он всех ублаготворит — и там, и тут. Протянем ведь пару месяцев? Я прекрасно знал цену Андрюхиным прогнозам и для верности помножил этот срок на два. Выходило критично. Но на полтора — в самый раз, к прибытию хозяина.

И когда я вспомнил, что моя прекрасная дама так и не получила от меня добро на завтрашнее свидание, стояла уже глубокая ночь — куда там звонить в такой час! Муж, конечно, давным-давно дома, ворочается подле нее на супружеском одре или шаркает в кухню хлебнуть кипяченой водички. А она теперь в гордых обидах и будет хранить молчание, дожидаясь, пока я первым сделаю шаг к примирению…

Лежа лицом к стене, я дрых безмятежно и вдохновенно, но стоило повернуться на спину — и что-то острое уперлось мне в бок. Я нащупал предмет между пуфами, но не смог распознать на ощупь.

Открыл глаза. Утро. Шелест бумаги. Та, с мыслями о которой, то ли выискивая обоснования грядущему разрыву, то ли пытаясь их опровергнуть, я засыпал, сидела на стуле, оставленном Андрюхой посреди комнаты, и листала газету. Волосы ее, густые и светлые — почему-то при всякой нашей ссоре она грозилась непременно их состричь, — переходили без границы в белый фон незашторенного окна. И обращенная ко мне газетная полоса белела, вызывающе пустовала — должно быть, заманивала рекламу. И белая вязаная кофта. Все вместе — словно фотография в высоком ключе.

Красивая женщина. С редким даром — смотреться в профиль не хуже, чем в три четверти. Другой такой мне, пожалуй, не видать.

— Привет, — удивился я. — Как ты здесь очутилась?

Она объяснила: час назад набрала номер — ответил твой приятель.

Сказал, ты еще не проснулся. А он уходит. Я попросила не запирать дверь.

— Отлично вы распорядились! Квартира, значит, нараспашку, меня тут могли похитить…

— Да уж! — засмеялась и показала руками, как охотник на привале.

— Ба-а-альшая драгоценность!

Я поднялся, влез в халат. По полу тянуло холодом, и хотелось обратно под одеяло. Но пока я ставил чайник, она успела занять кровать, устроилась с газетой, подобрав ноги и укрыв их своей длинной шерстяной юбкой.

— Тут написано, что латиноамериканские террористы кормят мышей взрывчаткой, чтобы она откладывалась у них вместо подкожного жира. Потом надевают им ошейнички с маленькими приемниками и отпускают в канализацию. Одну кнопку нажать — весь город без связи и воды.

— И тонет в дерьме, — добавил я.

— По-твоему, чушь?

Чайник вскипел. Она вынула из пакета завернутую в полотенце треть яблочного пирога. Всем поровну: мужу, мне и ребенку. Сама мучного не ест. Я попробовал, похвалил.

— Ну что? — спросила она.

— Что?

— Так и будем чаевничать?

Я предвидел такой оборот. Я прокручивал в памяти особенно волнующие моменты прошлых, более пылких, встреч. Никакого эффекта. То есть представлялось легко и красочно — но без нужного результата. Еще можно было перехватить инициативу. Вот сейчас и произнести слова резкие и окончательные — если я действительно на что-то решился… Однако все заделы начисто вылетели из головы.

— Слушай, я тебя тысячу раз предупреждал: я по утрам не в себе…

Она смотрела с вызовом, и я отвел глаза. Хорошо, хорошо — победила! Неоспоримо твое ролевое превосходство. Ты претерпеваешь в незаслуженном небрежении, а я — ничтожество, бамбук, несостоятельный мужчина. Мне самое время взглянуть, что там уязвляло во сне мои телеса.

Оказалось, затвор. Андрюха бросил его на кровати, а я не заметил и застелил простыней.

Я достал карабин и с трех попыток приладил затвор на место.

— Ух ты! — оживилась она. — Какие новшества! Сам докатился или твой друг тебе помог?

— Ты стреляла когда-нибудь?