Михаил Бутов - Свобода

— Представляешь, из-за спины у нее вот такой, во, — обозначил рукой не выше табуретки, — появился и давай мне доказывать, что я здесь лишний. Причем не просто так — с угрозами! Ну что — терпеть?..

Я поинтересовался, куда же он дел это криминальное сокровище.

«Рыжье» — так ведь зовется золото у вас, уркаганов?

— Куда, куда… В землю. Сковырнул плиту в гараже, выкопал бункерок… Чего ты ржешь-то? Мне главное из квартиры было убрать. А там его никакой искатель не покажет. Плита угловая, рядом стальная опора врыта, двутавр…

— Андрюха! — сказал я. — Мне еще семи лет не исполнилось, когда умирала моя прабабка. Но она сочла меня достойным и завещала семейную мудрость. Не пей в подворотне. Не носи малиновых жилетов. Не женись на еврейках. И не бери взаймы больше червонца.

— И ты, — осклабился Андрюха, — будешь утверждать, что никогда не пил в подворотне?

— Только с тобой. И только в минуты отчаяния. Или счастья.

— Да, это не считается, — сказал, подумав, Андрюха и снова защелкал затвором.

И тут меня посетила нехорошая догадка.

— Так ты зачем, — почти закричал я, кивая на ящик, — это сюда приволок, а?! Ты что — оборону здесь собрался держать?

Андрюха сделал большие глаза и покрутил у виска пальцем:

— Я же объяснил, параноик: это ненадолго! Тебе мешает?

Я признался, что мне не дает покоя тень участкового.

— А что ему тут делать?

— Ну мало ли… Соседи чего-нибудь накапают.

— Не накапают, ладно, — сказал Андрюха. — Тихо-тихо будем себя вести. Какая оборона, спятил? От кого? Как они на меня выйдут?

— Ты же меня нашел…

— Сравнил! У нас сферы общения пересекаются. А тем обо мне вообще ничего не ведомо.

Я усмехнулся: «сферы»! Нет, не развеяла Андрюхина логика моей внезапной тревоги. Фактор случайности нельзя недооценивать.

Дорого обойдется.

— Но теперь ты должен что-то предпринять, — сказал я. — Не век же прятаться.

Андрюха пожал плечами:

— Да это не страшно… Я вот за родителей боюсь. Я когда уехал весной, у них справки наводили. Мать сказала, что раньше октября меня не будет. До октября и не возникали. Потом так, захаживали, спрашивали — изредка. А сейчас — в неделю дважды, как штык.

Собрались, наверное, сдавать погремушки, кончился карантин — зашевелились! Мать им отвечает, что я застрял в экспедиции, не ясно еще на сколько. Требует правды от меня — что происходит.

Говорит, они все грубее и грубее… Какие у этих друзей тараканы в мозгах, кто поймет?! Трезвонят в дверь в одиннадцать вечера.

Телефон еще можно отключить, но звонок-то не отрежешь. А у нас бабушка живет. Дед в санатории — она у нас. Ее если какой шум разбудит — все, не спит до утра.

План спасения бабушки рождался в муках. То есть мне он сразу казался очевидным и единственно осуществимым. Однако уговорить Андрюху, предпочитавшего проекты пускай фантастические, но щадящие его гордость, удалось только к середине ночи — похоже, он просто устал спорить. Постановили так: не откладывая, прямо завтра, он забирает мои доллары и везет в Люберцы. Там сочиняет легенду по поводу своего исчезновения: не успел сообщить, потому что потерял телефон однокашника, а отослали буквально в один день, правительственное задание, военная дисциплина (вряд ли кто из люберецкой шпаны сподобился поработать в геологической партии и уловит заключенный здесь абсурдистский юмор), никаких отказов, никаких проволочек… — короче, в этом не мне его наставлять.

Признается, что отдать в состоянии лишь половину долга, но все, доверенное ему, готов вернуть в целости и сохранности. Под горячую руку скорее всего получает в зубы. Но вопрос об окончательной расплате старается перевести из плана физических воздействий в плоскость финансовых отношений. Положеньице у него не ахти, но кое-какие козыри все же имеются. Во-первых, он должен настаивать, что свертков не открывал. Во-вторых — если они сами упомянут золото, — что кольца и цепочки — еще не чистые деньги и штрафные санкции за просрочку сюда не распространяются.

Ну и в-третьих: раз ничего не пропало — значит, он все-таки исполнил, что от него хотели. Не без накладок, да, — так он и талдычил им с самого начала, что накладки очень даже возможны.

Другими словами, успех зависит от того, сумеет ли он талантливо изобразить дурака. Следует сыграть полное, слегка дебильное простодушие и тем подать Андрюхино явление озлобленному на него народу в комическом ключе. Буде они окажутся способны рассмотреть смешное в ситуации — волей-неволей перейдут на человеческий уровень, где уже есть место диалогу, пускай и с позиций силы. Андрюха, со своей стороны, принимает любые условия, если они не носят откровенно издевательского характера.