Ник Хорнби - Голая Джульетта

— Представляю, что ты при этом испытал.

— Зачем она подговорила его так назваться? Неумно. Не смешно. Позже я позвонил ей из спальни. Перед душем. И она настаивает на подлинности истории. На подлинности этого Такера.

— А он хоть похож?

— Ни капельки.

Оба, не сговариваясь, повернули головы к камину, на доске которого стояло захваченное Дунканом при переезде фото. Такер на сцене, возможно в нью-йоркском «Ботом лайн», скорее всего в конце 70-х. Дункан вдруг ощутил легкий приступ паники — как накануне вечером, когда он спросил Джину про ее впечатления от «Джульетты». Человек, которого он встретил утром на пляже, явно не тот, кто пел «Фермера Джона» в американской глубинке несколько недель назад, это очевидно. И, разумеется, этот «бухгалтер» с пляжа не тот встрепанный троглодит со знаменитого снимка Нила Ричи. Но теперь Дункан впервые задумался, мог ли молодой Такер Кроу с каминной полки за эти годы превратиться в поседевшего дикаря, атакующего камеру Нила Ричи. У них не было ничего общего. Разные глаза, разные носы, рты… До этого момента Дункан принимал постулаты кроулогии как святые истины, не подлежащие критике. Он воспринял историю Нила Ричи как непреложный факт. Только вот — легкая паника быстро превращалась в ужас — Нил Ричи-то законченный идиот. Дункан с ним не встречался, но невежество, грубость и неумеренное самомнение этого парня принимались всеми кроуведами как не менее непреложный факт. Несколько лет назад Дункан получил от Ричи электронное письмо агрессивного и путаного содержания. А потом этот Нил Ричи поехал черт знает куда, чтобы нарушить уединение человека, который не желал, чтобы в его жизнь вторгались посторонние. Подобный поступок никак нельзя назвать нормальным. И такой источник казался Дункану заслуживающим большего доверия, чем Энни и благообразный старикан на пляже! Если отвлечься от снимков двух «Фермеров Джонов», напялить очки на молодого певца из «Ботом лайн», посеребрить его волосы сединой, подстричь…

— Бог мой… — вырвалось у Дункана.

— Что?

— Я не могу представить себе, с чего бы этому человеку представляться Такером Кроу, если он не Такер Кроу.

— Да что ты говоришь?

— Энни не садистка. И тот парень с пляжа… похож… на вот этого, — Дункан кивнул на фото. — Только старше.

— Энни объяснила, как с ним познакомилась?

— Она сказала, что он ей написал. Ни с того ни с сего. То есть после того, как она выложила свой обзор «Голой» на сайте.

— Если это правда, — задумчиво произнесла Джина, — то ты наверняка готов удавиться.

Увы, Дункану была не под силу вторая пробежка по улицам Гулнесса — он еще не пришел в себя после первой. Вследствие этого пришлось ограничиться ускоренным шагом, прерываемым краткими остановками, чтобы отдышаться. Передышками он пользовался для размышлений. А поразмышлять нашлось над чем.

До недавних пор Дункан редко о чем сожалел. Но за последние недели он не раз пожалел, что совершил те или иные поступки, повел себя так, а не иначе. Оказалось, что многое он сделал зря, сделал неправильно. Приходилось раскаиваться, ругать себя, а то и ненавидеть. Ошибка, вызывающая наибольшее сожаление, — «Джульетта». Последняя, «Голая». Где была его голова? О чем он вообще думал? С чего он взял, что она лучше первой? После пятого прослушивания песни поблекли и приелись; после десятого он решил, что больше никогда не поставит этот диск. И не только потому, что второй альбом слаб, мелок и ничтожен, но и потому, что он бросает тень на великий оригинал. Кому интересно видеть проржавевшие железяки внутренней арматуры статуи? Разве что исследователям. Дункан, конечно, исследователь, ему интересно. Но каким образом он пришел к заключению, что набросок лучше оригинала? Ответ на этот вопрос отчасти ясен: «Голая» пришла к нему прежде, чем о ней прослышали остальные его соратники из воинства фанатов Кроу, и отрицательный отзыв о ней свел бы на нет это преимущество. Искусству свойственно иной раз рассыпать дары, он свой получил, однако не в той валюте. Обменный курс превратил подарок в труху. Может, снять свой обзор? Он повернулся к компьютеру, но передумал. Успеется.

Мало того, теперь еще и это. Если Такер Кроу действительно в Гулнессе — да еще в его прежнем доме! — у Дункана достаточно оснований для скорби и без его нелепого обзора «Голой». Не будь он столь раздражен равнодушием Энни, они бы не расстались, встретились бы с Такером вместе. Помести он отрицательный отзыв, вроде того, что сочинила Энни, — Такер, может, написал бы ему. Как же все это несправедливо… Он прожил всю свою жизнь с оглядкой, осторожно, но в тот единственный раз, когда он скомкал свою осторожность и швырнул ее в окно, — вот что принес ему ветер! (Да плюс Джина — еще одна линия той же драмы. Образно выражаясь, Джина — его «Голая», по ночам даже и без кавычек, подчеркивая уместность метафоры. Он и тут поспешил.)