Тэру Миямото - Собаки в разгар лета - Рассказы и повесть

Я потерял сознание, наверное на пару минут, потому что, когда очнулся, собаки все еще топтались у стены склада, опасаясь моей рогатки. Я вскочил, закрывая правый глаз и стараясь сообразить, что произошло. И тут увидел порванную резинку рогатки. Из моей груди вырвался глухой стон. Я быстро залез в кузов самосвала и стал вытирать ладонью кровь, которая текла из века. Собаки, а их уже было больше десяти, смотрели на меня, наверное, на понимая, почему я не стреляю, и потом одна за другой стали подбираться к самосвалу. Я не знал, как сильно поранил глаз, и приложил к нему носовой платок. Так мы смотрели друг на друга: собаки снизу и я — из кузова самосвала.

Псы тем временем окружили машину, они столпились вокруг свертка с обедом и стали драться, стараясь отнять его друг у друга. В этот момент я почувствовал, что наступил на чью-то ногу…

В углу кузова, скрючившись, лежала женщина. Я сел рядом и стал кричать — то ли от страха, то ли от отчаяния. Потом залез на крышу кабины, встал на четвереньки и стал рассматривать женщину. А тем временем несколько собак пытались взобраться на самосвал, они цеплялись когтями, царапая колеса и кабину.

Женщина была мне знакома. Это была та самая девушка, которую я уже встречал. Ногти ее были разодраны до крови и уже почернели. Из-под разорванного голубого платья выглядывала грудь, а вокруг соска были видны пятна крови. Я вытащил из кармана камешек, припасенный для рогатки, но уже до того, как кинуть его, понял, что женщина мертвая.

В углу кузова валялась пустая бутылка из-под виски, а рядом с ней — флакончик из-под лекарства, тоже пустой. Этикетка на этом флаконе была мне знакома. Это было снотворное. Такое же лекарство пила мать в те дни, когда отец не возвращался домой. Я посмотрел на этикетку с надписью "броварин", потом на собак: они все бросались на бампер и пытались взобраться на капот самосвала, скользили и скатывались. Лицо мое было наполовину залито кровью, я стал кричать: "На помощь! На помощь!" — но никто не приходил.

Собаки уже перестали лезть на самосвал, они просто ползали и рыскали вокруг машины. Наступила передышка. Веко перестало кровоточить. Но в этой тишине еще страшнее слышались прерывистое дыхание псов и звуки, которые издавали другие живые существа — мухи. Они ползали по щекам и груди женщины, перелетали с голени на подошвы. Было даже слышно, как они хлопают крыльями.

Крыша кабины превратилась в раскаленную сковородку. А я все еще томился на ней — вставал во весь рост, садился, устраивался на четвереньках и, не переставая, звал на помощь. Пот, струившийся по лицу, смешивался с кровью и становился красным. Я старался не смотреть на женщину и поворачивался спиной к кузову. У меня стала кружиться голова, и я несколько раз чуть не свалился с крыши. Из-за этого я снова спустился вниз, в кузов. Я сел в угол, обхватив колени руками. Мухи ползали по бедрам женщины, и с каждой минутой их становилось все больше и больше. Мой правый глаз распух, и я ничего им не видел, длинные волосы женщины казались мне то красными, то седыми. А собаки и не собирались разбегаться, и я уже стал привыкать к мысли о том, что рядом со мной труп. Страшно хотелось пить, болел подбитый глаз, и я подумал, что запросто могу умереть здесь. Когда я встал, чтобы снова позвать на помощь, собаки, вроде чуть притихшие, подняли страшный лай и, оскалившись, снова стали бросаться на машину. Но я-то уже знал, что это бесполезно — все равно им меня здесь не достать. Из угла кузова я стал перемещаться на крышу. Краем глаза посмотрел на женщину, осторожно приблизился к ней и подумал: "Видно, на солнце даже к трупам пристает загар". Если бы не знакомое голубое платье, которое я видел несколько раз, я, наверное, подумал бы, что это другая женщина. Ее губы были плотно сжаты, и так же плотно закрыты глаза. Как будто ей нестерпимо больно, и вся ее жизнь, в которой были только горечь и не было ни капли радости, проглядывала сейчас в ее лице.

Я залез на крышу самосвала и начал опять что есть силы звать на помощь. Казалось, что горло разорвется от крика, а я кричал и кричал, поглядывая на страшные содранные ногти женщины, которые, казалось, вот-вот оторвутся. Ее руки и ноги покраснели и вздулись, и я не понимал, отчего это — или действительно труп быстро разлагался на жаре, или мои глаза перестали нормально видеть. Пытаясь защитить себя от беспощадных лучей, я накрыл голову затвердевшим от крови носовым платком, снова слез с крыши и забился в угол кузова.