Дебора Леви - Горячее молоко

Я захлопнула дверцу машины.

Как моя мать собиралась вести машину без чувствительности в ногах? Ну, как-то… Перемещала ступни от сцепления к тормозу и педали газа, а мне оставалось лишь надеяться, что я вернусь домой целой и невредимой, чтобы опять подавать маме не ту воду. К рынку вела прямая, только что залитая гудроном дорога. Роза не сбрасывала скорость. Высунув из окна левый локоть, она наслаждалась. Когда она спросила, почему я не удосужилась получить права, пришлось напомнить ей, что я четыре раза пересдавала как вождение, так и теорию, после чего поставила в этом деле точку и купила велосипед.

— Да-да, — сказала она. — Не могу представить тебя за рулем.

Откуда у нас берется мысль о неспособности что-либо представить? Если я скажу, что не могу представить человеческую сексуальность? Что, если я могу представить человеческую сексуальность исключительно такой, какой до меня описали ее другие? А если я не могу представить другую культуру? Как бы начинался и заканчивался мой день, если бы мне оказалось не под силу представить Грецию, родину моего отца? Что, если невозможно представить, как он тоскует по брошенной дочке и надеется на примирение?

Я взглянула на материнскую стопу, покоящуюся на педали тормоза. Пальцы ноги изящно и уверенно сдвигались в сторону и возвращались на педаль.

— Могу представить, как ты идешь вдоль всего пляжа, — сказала я.

В ответ она завела на мотив гимна: «На этот длинный пляж морской ступала ль мамина нога?»

Если бы… Мамины ноги почти все время бастуют, но я точно не знаю, о чем она ведет с ними переговоры и каким будет решающий аргумент. Ноги у нее сорокового размера. Огромная челюсть. У наших предков потому развился выступающий подбородок, что они постоянно дрались. Недовольство требует больших усилий. Моей матери выдающаяся вперед челюсть нужна для того, чтобы отпугнуть любого, кто встанет на ее пути к тайнику недовольства. Мне нужно найти другое увлечение — я столько не зарабатываю, чтобы поддерживать в себе интерес к ее симптомам. Я забросила аспирантуру, которая могла способствовать переключению моего интереса с личных проблем на общественные и дать мне свободу преподавать науку, занимающую все мое время. Получение свободы — еще одна из моих проблем.

Включив поворотник, Роза свернула на другое шоссе — к морю.

— Сдается мне, в Альмерии ты обзавелась друзьями?

Я пропускаю это мимо ушей.

— Должна кое-что тебе рассказать о твоем отце. В сравнении с моим он очень мягкий человек.

Я бы охотно проглотила какую-нибудь из тех таблеток, что она пьет от дурноты, но их исключили из списка ее медикаментов. Очевидно, мой отец настолько мягок, что за одиннадцать лет не собрался с силами дать о себе знать.

Возможно, «истории болезней» с Джульеттой Гомес предлагали Розе другой взгляд на ее бывшего мужа. Но при этом у нее сложились кое-какие взгляды на саму сестру Солнце. Не сбрасывая скорость, мама сказала, что для нее предельно ясно: Джульетта — пьянь. Во время сеансов физиотерапии от нее часто несет алкоголем. Если откровенно, это был вопрос сугубо этический.

На дороге она лихачила. Затаив дыхание, я кусала потрескавшиеся губы.

— Джульетта проницательна. Очень умна. И никогда не осуждает меня, София, поэтому и я не хочу ее судить. Но я просто не знаю, что и думать; придется подыскать другие варианты.

Сейчас Роза при помощи Джульетты Гомес оформила для архива три «истории болезни». Она стала более вдумчивой, скрытной, может, даже доброй, хотя по-прежнему терпеть не могла белую кошку Джодо, которую теперь поневоле числила среди персонала клиники. Начни Джодо делать ей инъекции витаминов, она бы не удивилась. Гомес рекомендовал маме нанести на ступни изображение кошки, чтобы днями напролет топтать Джодо.

Я считаю, его рекомендация — ловкий способ заставить Розу ходить.

Мы припарковались у подъездной дорожки пустующего дома на краю шоссе. На крыльце валялось ненужное рваное тряпье. Вынимая из багажника инвалидную коляску, я видела через дорогу необъятный рынок. Низко пролетел самолет, готовясь к посадке в ближайшем аэропорту. Таскать на себе маму — работа не из легких. Наконец она усаживается. Везу ее по раскаленному асфальту к ларьку, возле которого в тени стоит несколько столов и стульев. Роза потребовала занять очередь к палатке, где продаются пончики, с которыми отлично пойдет рюмочка анисового ликера. Свое пожелание она даже завершила словами «Спасибо, Фия».