Александр Гера: Над всей Россией серое небо

Нашел его наш президент форменным образом на помойке. Задним ходом сдавал «мерса» во дворике на Арбате, а тот уперся во что-то. Пришлось выходить, глянуть. Асбестовые трубы лежат. А метром дальше мусорный ящик, и что-то из него торчит и вроде шевелится. Президент на всякий случай газовый баллончик в кармане сжал. Живое в ящике существо, а время позднее.

— Чего уставился, нэпман сраный? — произнесло оно тоскливо. Последнего российского пиита не видел? Душегубы проклятые, разорили страну, росс гордый обнищал.

Это последнее вызвало созвучие в душе президента, он проникся к существу в ящике.

— Но зачем же гордому россу в ящик забираться? — На ночь устраиваюсь, не понятно, что ли? — отвечало оно. — Гостиничный номер в центре столицы. — И Есенина продекламировало про бездомных собак и лошадей. — Я дам вам денег, найдите место поприличней. — Денег он мне даст… Три рубля на опохмелку? Я гордый, меньше тысячи не беру. Плыви отсюда, дерьмо зеленое!

И не обиделся ведь на такую отповедь президент! Когда человек от трех рублей отказывается — это уже позиция, имидж. Не стал он пиита дензнаками соблазнять, а уговорил престиж русской поэзии в фирме поднимать. В «мерса» усадил и вывез в другую жизнь. Мы-то сначала думали, президент очередную собачонку спасает, очередную часовенку за грехи наши возводит, ан нет. В бизнесе такие вещи — рядовой случай. Обычные коммерческие операции просчитываются в денежном измерении, крупные аферы — в единицах наглости. Поэтому Боба пересел с приставного стула в кресло исполнительного директора. По обыкновению, мы, перекусив и обговорив дела на завтра, разъезжались всяк в свою сторону. Не принято у нас в отсутствие патрона кучковаться, как бы ни свербило почесать языки. Телефон — милый друг, доверенное лицо, трепись сколько хочешь, а мы терялись в догадках, ради какого дельца отдавал на заклание гадкого агнца босс. Поздравили Бобу и после кофе-капуцино разъехались вслед за президентом. А Боба задержался. Не утерпел!

Утром в офисе на Готвальда мы узнали подробности презентации вновь испеченного исполнительного директора и радовались бы событию не менее, чем стишатам про белую лебедь, но вот беда, президент нашей готовности не разделял.

— Ты чего, курвий пух, натворил? — допрашивал он свою секонд хэнд с пристрастием и в нашем присутствии. — Любовницу Шамиля по заднице хлопнул — ладно, свои люди, она тебе сдачу на физиономию выложила. Швейцара увольнял, куртки тебе не подал — тоже приемлемо, чихал он на тебя с высоты ворот, как на рядового барана. Каратиста перед охраной изображал — это твое личное спортивное счастье, им чучело для тренировок сгодится. Но кто тебе позволил шеф-повара учить готовить?

— Непрожаренный беф подал, — дрожал слезой голос Бобы. — Так тебя мэтр спросил: вам лондонский или обычный? Обычный вашему благородию не подошел, лондонского захотелось, а он с кровью и подается. Понял, балбес эдакий?

— Непорядок, босс, в «Павиане», когда вас нет, — не унимался Боба. Полный бардак, темные личности, миньетчицы под столами, у нас престижное заведение — как это, как это, не могу, хоть увольте, а повар хоть бы объяснил, я ему по-русски, а он драться полез… — круче заплакал Боба. Наши зачерствевшие на звериных коммерческих тропах души жалели его натурально, когда мы представили здоровенную, как американский бифштекс, ладонь повара-афганца, немого от рождения и незаменимого спеца, которой он отшлепал Бобу по заднице. Ссадины и синяки на его физиономии вызывали недоумение: наш повар — существо мирное. Не иначе с белой лебедью лобзался, куда охрана спровадила Бобу до выяснения обстоятельств.

— Запомни на будущее, — прервал сентенции Бобы президент, кухня — удел посвященных. Отныне ты в «Бабуин» не ходок. Сиди в офисе. Топай, осваивай рабочее место.

На потуги остаться в посвященных президент внимания не обратил. От Бобы отмахнулся. Всех отпустил. Главпальто остался. Маленько шеф не прав, считали мы. Ранимая душа пиита может кровоточить бесконечно и мало ли какую заразу подхватит. И это в то время, когда станция метро «Речной вокзал» закрылась на очередной ремонт. Ну, не осилил мужик пьянящих ветров на вершине, сорвался, бывает. Его вельможный тезка при невыясненных обстоятельствах где-то за городом очень недорого в осенней водичке полоскался — сошло. Не в Штатах, чай, живем. А сколько Майклу нашему сходило за отлучки? Как исчезает речистая птица, жди событий. Кто-то скажет: так, доисчезался! Так и вотчины нет. И это не наша мораль, у партийцев своя: ворон ворону глаз не выклюет. А Боба беспородный, без морали живет, его ранимая индивидуальность могла всем нам стоить дорого.