— Мне только показалось, — проговорила вдруг Сильвия, сидевшая напротив Доминики, — или вы на самом деле разговаривали с мистером Асманом в парке Эль Греко?
— Разговаривала, — подтвердила растерявшаяся Доминика, бросив быстрый взгляд на мисс Гибсон, которая, несмотря на шум за столом, услышала и вопрос, и ее ответ.
— Но ведь мистер Асман поехал в Кордову, — живо отозвалась она.
— Да, но затем с полдороги вернулся и заехал в Толедо, — негромко пояснила Доминика. Щеки ее пылали под взглядами женщин, смотревших на нее будто бы с укором.
— Значит, мне все-таки не показалось… — Сильвия опустила голову. — Он действительно стоял в парке и беседовал с вами…
— Да, — подтвердила Доминика, все отчетливее ощущая, что ее за что-то порицают. — Мистер Асман ненадолго возвращался в Толедо.
Никто не спросил, зачем он возвращался, но этот вопрос явно читался у всех в глазах. Лукаш, сжав под столом руку Доминики, тихо шепнул:
— Не соглашайся, если мисс Гибсон после ужина пригласит нас всех на прогулку. Поедем лучше на Гран Виа одни.
— Чудесно! — ответила та с благодарностью.
Наверху, в номере, она быстро сбросила джинсы и кофточку.
— Надену вечернее платье. А ты побрейся!
Лукаш провел рукой по подбородку и притянул Доминику к себе.
— Я утром брился.
— И все-таки не сейчас. Нет-нет, не сейчас!
— Почему?
— Потому что сразу п о т о м нас тянет ко сну, и уж наверняка мы не пойдем на Гран Виа.
Лукаш отпустил ее и неохотно отправился в ванную.
— Расскажи наконец, о чем пишет мама, — крикнул он оттуда.
Доминика взяла письмо и присела на край ванны.
— Честно говоря, мне не хочется сейчас к этому возвращаться, — проговорила она тихо.
— Что значит — тебе не хочется возвращаться?..
— Ну, я хоть на минуту забылась. Это так приятно…
— Расскажи хотя бы коротко.
— Коротко этого не расскажешь. Судя по всему, мама потеряла всякое терпение, иначе не стала бы писать такое…
— Да что, наконец, случилось?
— Вообще-то совершенная ерунда, конечно. Но все дело в том, что мама, видимо, дошла до такой точки, когда ерундой это не считает. Ей приходится теперь самой ходить по магазинам… Когда я представляю ее стоящей в очередях, меня начинает грызть совесть за то, что я позволила себе поехать в Испанию и так осложнила ей жизнь…
— Мы же скоро вернемся.
— Да, конечно… Я успею еще настояться в очередях… Ну вот, значит, так, слушай. У мамы в тот день было две очень трудные операции. Совершенно измотанная она возвращалась домой, заходя по пути во все магазины в надежде, что, может, где-то что-то «дают». Когда зашла в наш «сам», услышала, будто в мясном отделе «выбросили» ветчину. Мама, довольная, что так удачно подоспела — а карточки на мясо у нее были с собой, — поскорее заняла очередь. Боже мой! Почти два кило ветчины!
— Представляю, как вечером они с отцом лакомились, — пробормотал Лукаш, сдувая с губ мыльную пену.
— Черта с два! — фыркнула Доминика. — Ветчины маме вообще не досталось. Сбежались продавщицы из других отделов и, конечно же, без очереди, каждая по нескольким карточкам, тут же расхватали всю ветчину. Из очереди досталось всего человекам пяти, а маме не хватило.
— Что ж, бывает. Со мной такое часто случается: все разберут перед самым носом.
Доминика передернула плечами, достала из конверта письмо, но тут же засунула его обратно.
— Ах, ты не знаешь — мама не стала бы с такими подробностями описывать этот случай. Все дело в том, что произошло после. Буквально на следующий день медсестра сказала маме, что к ней пришла женщина, мать ребенка, которого мама вскоре должна была оперировать. Мама не любит таких визитов, но вынуждена была принять посетительницу — баба оказалась настырной. И кто это был, как ты думаешь? Сама заведующая мясным отделом нашего «сама»! Войдя в кабинет, она без долгих разговоров выложила на стол килограмм ветчины и очень порадовалась, узнав маму: «Ах, ведь пани доктор у нас отоваривается!» «Именно, — ответила мама. — Пытаюсь иногда». «А я и не знала, — захлебнулась от огорчения заведующая. — Вы, пани доктор, теперь всегда заранее звоните мне или вызывайте меня через продавщицу. Следующий раз…» «Следующего раза не будет», — ответила мама, сунула бабе обратно ветчину — представляю себе, с какой сердечной болью! — и попросила ее выйти из кабинета, крикнув только вдогонку, чтобы о ребенке та не тревожилась. «Я врач, и все пациенты, с ветчиной или без, для меня одинаковы». Но знаешь, что в этой истории самое трагичное?
Читать дальше